Шрифт:
— Ты знаешь, что обещал! — Мэдисон сжимала и разжимала кулаки. — Получается, что это похищение. Ты сядешь в тюрьму.
— Сомневаюсь.
Девушка резко отвернулась, не дав ему шанс увидеть блеснувшие в глазах слезы, и уставилась на стену перед собой, недоумевая, каким образом она попала в этот ночной кошмар.
Деметриус поставил бокал на стол, затем подбросил поленья в огонь. Она глубоко вздохнула и повернулась к нему.
— Мне нужно принять ванну.
— Которую?
Девушка секунду или две смотрела на него невидящими глазами.
— У тебя здесь две ванны?
— За дверью, вон там, есть маленький душ. — Мужчина указал на затемненный угол комнаты. — А снаружи за поленницей есть туалет.
Ее глаза чуть не выскочили из орбит.
— Снаружи?!
— Ты можешь взять фонарь, — разумно предложил он.
— Не могу поверить! Это какой-то кошмар!
— Дикая жизнь, — объяснил он. — Признаю, немного простовато, но мне нравится.
— Простовато? Ты не думаешь, что я … — Она с опасением посмотрела на дверь.
— А как же твоя страсть к приключениям? — упрекнул он. — Люди платят большие деньги за подобный экстрим.
— Я-то думала, люди платят большие деньги за проживание в роскошных отелях.
Он пожал плечами.
— Праздники должны отличаться от будней.
— Я не приветствую такие праздники, — отрезала Мэдисон. — И я не ожидала, что придется провести медовый месяц в подобных условиях.
— А разве ты ожидала медового месяца? — Их взгляды скрестились.
— Нет! Конечно, нет. Я просто имела в виду… понимаешь… предполагалось, что мы притворимся…
— А где изображать преданность и любовный восторг, как не на природе? Хочешь, чтобы я проводил тебя в туалет?
— Нет! Не хочу! — Мэдисон схватила фонарь с маленького стола и направилась к двери.
Постояв немного на пороге, она постаралась привыкнуть к темноте, затем включила фонарь, луч сделал дугу, осветил сложенные в поленницу дрова. Она перевела взгляд дальше, сразу за поленницей находилось то, что Деметриус называл туалетом. Грубое железное строение, выглядевшее на редкость неустойчивым: подуй ветер сильнее, и оно передвинется в кусты.
Луч фонарика выхватил из темноты тропинку перед ногами. Мэдисон добралась до двери, толкнула ее и осветила помещение.
Неплохо. Никаких рыжих пауков. Просто старый туалет, из тех, которые использовали первооткрыватели этих земель лет двести назад.
Когда она снова выскочила в темноту, то сразу бросилась к хижине, где в единственном окне был виден отблеск свечи и пляшущие языки пламени на стене.
Надо признать, домик выглядел довольно мило. Теперь он казался ей более уютным и обжитым. Вокруг было тихо, в свежем воздухе чувствовался приятный запах дымка, идущего из трубы.
Когда она вошла, Деметриус помешивал что-то в горшочке на краю камина. Он через плечо взглянул на нее.
— Возвратилась живая и невредимая.
Мэдисон холодно посмотрела в его сторону и направилась в душ. О, чудо, в трубах оказалась вода. Она вымыла руки и лицо, обернулась в поисках полотенца и с торжествующей иронией обнаружила на вешалке целых два из роскошного отеля «Пакис Парк Вью Тауэр».
— Хочешь есть? — спросил Деметриус, когда она вернулась в комнату.
— Да, но стесняюсь спросить, что ты помешиваешь в котелке, — мрачно ответила она.
Его улыбка, соперничающая с мягким огнем свечи, выглядела в сотни раз чувственнее, чем ей полагалось быть.
— Это, конечно, не блюдо с кулинарного конкурса, но достаточно съедобно. — Он положил немного варева на крошечную тарелку и вручил ей.
Она наклонилась. Еда пахла на удивление приятно.
— Столовые приборы там. — Мужчина указал на ящик в старом столе в центре комнаты. — И можешь взять стул.
— Даже не знаю, как благодарить тебя, — ее голос украсился кружевом сарказма.
На его губах снова заиграла чувственная улыбка, и девушка отвернулась. Нужно быть осторожной, у этого непонятного грека на вооружении все искушения мира, взять хотя бы его улыбку, от которой ноги превращаются в вату…
Она сунула в рот ложку. Вкусно! Овощное рагу с мясом, сдобренное томатом, чесноком и тимьяном.
— Вина? — Он подал девушке стакан.
Мэдисон пила чуть вяжущее вино и внимательно наблюдала за тем, как Деметриус с тарелкой усаживался у камина. Он выглядел абсолютно по-домашнему — человек, которого ничто не беспокоит. Щетина лишь добавляла ему сексуальности. Она физически почувствовала эту шершавую кожу, крепость и властность рта на своих губах, требовательность языка, призыв сильного тела…