Стоявший рядом Арагорн осадил его:

– Я не ручаюсь, что было бы лучше, если бы в камень заглянул доблестный Мериадок. Что теперь говорить! Во всяком случае, если Гэндальф взял с собой Пина, тебе придется ехать со мной и немедленно. Собирайся и захвати вещи Пина. Да скорее!

Беллазор летел по равнине. Казалось, его копыта совсем не касаются земли. Пин постепенно приходил в себя. Ему было тепло, а в лицо дул прохладный свежий ветер. Он был с Гэндальфом. Ужас перед камнем и перед тенью, заслонившей луну, постепенно исчезал, таял, как туман или страшный сон. Он застенчиво подергал мага за плащ.

– Гэндальф, скажи, а эти Палантиры, они что? Их много?

Гэндальф ответил не сразу.

– Название это означает «видящий сквозь даль». Камень из Ортханка – один из них.

– Значит, его сделал не... не Враг?

– Нет. Не он. И не Саруман. Чтобы изготовить один Палантир не хватит всей мудрости Средиземья. Они привезены из-за моря. Может быть, их сделал сам Феанор, и было это невероятно давно. Но Саурон все способен обратить во зло. Саруман считал, что может справиться даже с наследием Феанора, хотя он и не пытался постичь тайну Палантира, а просто пользовался им. Так нельзя. Древнее знание – это обоюдоострый меч. Вот Саруман и погиб. Он считал, что все должно служить на пользу ему и его замыслам. А мы не знали, что Палантиры сохранились после падения Гондора... И эльфы и люди забыли о них. Разве что дунаданцы могли помнить.

– А что с ними делали в древности? – обрадованный разговорчивостью мага, спросил Пин. Он боялся, что такое настроение долго не продержится.

– Камни Феанора давали возможность устанавливать мысленную связь и видеть через расстояния, – ответил Гэндальф. – Они долго объединяли земли Гондора. Такие камни были в Минас Аноре, и в Минас Итиле, и в Ортханке. А самый главный из них находился в Звездной Башне в Осгилиате. Где остальные – неизвестно. Все камни были связаны между собой, а тот, что хранился в Осгилиате, был связан со всеми. Палантир Ортханка показывает или очень далекие или очень давние дела. Саруман погружал взгляд все дальше и дальше, пока однажды не заглянул в Барад-Дур. И тут же был пойман! У Саурона в руках оказался, по-видимому, камень из Минас Итиля. Жадность Сарумана оказалась очень удобным ушком, Саурон зацепил его и с тех пор Камень Ортханка был настроен на Барад-Дур. Он сразу переносит туда разум и взгляд всякого, кто в него посмотрит, и чья воля не тверже алмаза. А как он влечет к себе! Разве я сам не чувствовал этого? Даже сейчас мне хочется испытать на нем волю, посмотреть, не смогу ли я вырвать его из-под власти Врага и повернуть, куда захочу. Заглянуть через глубины времени и пространства и увидеть чудные руки и несравненный ум Феанора за работой, в те дни, когда Белое и Золотое деревья стояли в цвету! – он вздохнул и умолк.

– Если бы я знал это раньше, – жалобно протянул Пин. – Я ведь понятия не имел о том, что делаю.

– Нет, понятия у тебя хватило, – возразил Гэндальф. – Ты знал, что поступаешь глупо и плохо. Но ты не послушал себя. Ну, что сделано, то сделано. Я и сам восстановил всю картину только сейчас, а расскажи даже я тебе об этом раньше, тебя бы разобрало еще сильнее, и ты бы не устоял. А теперь, обжегшись, будешь умнее.

– Да уж, – содрогнулся Пин. – Будь тут все камни сразу, я бы даже не посмотрел на них.

– Вот и хорошо, – одобрил Гэндальф, – на это я и рассчитывал.

– Но я хотел бы знать, – снова начал Пин.

– Пощади, – вскричал маг в притворном ужасе. – Чтобы насытить твое любопытство, мне до конца дней придется только и делать, что отвечать на твои вопросы. Ну ладно, выкладывай, – сжалился он, – что там у тебя еще?

– Мне хотелось бы знать имена звезд и всего живого, и еще про землю, небо и море! – засмеялся Пин. – На меньшее я не согласен. Но так и быть, не обязательно сегодня. А пока скажи мне только, что это за черная тень? Зачем она летела в Скальбург? И почему она тебя так встревожила?

– Это крылатый Черный Всадник, Назгул, – ответил маг. – Он собирался отнести тебя в Черную Крепость.

– Но он же не за мной летел? – жалобно пролепетал Пин. – То есть он не знал, что я...

– Конечно, нет, – успокоил его Гэндальф. – От Барад-Дура до Ортханка двести лиг по прямой, а то и больше. Даже Назгулу нужно время, чтобы преодолеть их. Саруман ждал вестей от своего отряда и уж, наверное, смотрел в камень, а Враг, тем временем, свободно читал у него в мыслях. Теперь Враг отправил гонца, проверить, что делает Саруман. А после сегодняшних событий будет отправлен другой. Тогда Саруман окончательно попадет в ловушку. У него нет пленника, чтобы отослать в Мордор, у него нет и Камня. Но Саурон решит только, что он держит пленника у себя и не хочет подходить к Камню. Саруману не оправдаться. Хотя Скальбург разрушен, но сам-то он жив и Ортханк цел. Значит, Саурон неминуемо определит его в мятежники. Саруман именно этого боялся, потому и отверг наши предложения. Что он будет делать теперь – неизвестно. Пока он сидит в Ортханке, он достаточно силен, чтобы выстоять даже против Девятерых Кольценосцев. Он может попытаться заманить посланца в ловушку или убить его крылатого коня. Хорошо ли это для нас, я тоже не знаю. Может быть, гнев на Сарумана спутает планы Врага. Но может быть, Враг узнает, что я был там, что я стоял на ступенях Ортханка и со мною были невысоклики. Вот этого я боюсь! И поэтому мы спешим не прочь от опасности, а навстречу ей. Каждый шаг Беллазора приближает нас к Стране Мрака, Перегрин!

Пин не сказал ничего, но задрожал так, что вынужден был вцепиться в плащ мага. Серая равнина мелькала под ними.

– Куда же мы скачем сейчас? – спросил он через некоторое время.

– В Минас Тирит, пока война не захлестнула его.

– Ох! И далеко это?

– В три раза дальше, чем до дворца Теодена, – промолвил Гэндальф, – а по прямой до Эдораса сто лиг. Но по прямой летают только посланцы Мордора. Беллазору предстоит более длинный путь. Кто окажется быстрее? На рассвете мы остановимся отдохнуть где-нибудь. Надеюсь, что это будет неподалеку от Эдораса. Спи пока. На рассвете мы увидим золотые крыши дворца правителя Ристании. А еще через два дня перед нами будут белые стены Минас Тирита, лучшей крепости во всем Средиземье. Вперед, Беллазор! Лети, мой прекрасный конь, лети, как не летал еще никогда в жизни. Это твоя страна, здесь тебе знаком каждый камешек. Лети же! Вся надежда на скорость!

Беллазор тряхнул гривой и звонко заржал, словно отвечая призыву боевой трубы. Искры летели у него из-под копыт, а ночь струилась вокруг, как поток.

Пин постепенно засыпал, и ему казалось, что они с Гэндальфом сидят неподвижно на статуе мчащегося коня, а весь мир проносится мимо, и сильный ветер шумит в ушах, как река.

– Вот мы и в ловушке, – горестно вздохнул Сэм. Он понурясь, стоял рядом с Фродо, вглядываясь в сгущавшиеся сумерки.