– Я уберу, – поспешно сказал Джед, вскакивая.

– Да ладно, бросьте, ничего страшного.

– Ну как же, везде осколки, можно порезаться. У вас есть швабра? – Он осмотрелся. Уэльбек кивал, не отвечая. В углу кухни Джед увидел метелку и пластиковый совок.

– Сейчас открою еще одну бутылку… – пообещал писатель. Он встал, пересек кухню, выписывая кренделя между осколками, которые Джед пытался худо-бедно вымести.

– Мы и так уже перебрали… Лично я все снял, что хотел.

– Бросьте, не уйдете же вы сейчас! Праздник только начинается… Петь, смеяться и любить!
– - затянул он снова, опрокинув стакан чилийского. – Фукра Булду! Бистрой! Бистрой! – с убеждением добавил он. Некоторое время назад у прославленного писателя появилась привычка употреблять странные слова, устаревшие или нарочито исковерканные, а то и детские неологизмы на манер капитана Хэддока*. Его немногочисленные друзья, например издатели, прощали ему эту слабость, как прощают почти всё опустившемуся старику с закидонами.

* Капитан Хэддок – персонаж комиксов «Приключения Тинтина».

– Богатая идея мой портрет написать, вот уж…

– А что? – удивился Джед. Он наконец собрал с пола все осколки, ссыпал их в мешок для строительного мусора (у Уэльбека явно других не водилось) и, сев за стол, взял кружок колбасы. – Знаете… – продолжал он, не сдаваясь. – Я твердо намерен написать хорошую картину. Последние десять лет я пытался изображать людей из разных слоев общества, от торговца кониной до гендиректора многонациональной корпорации. Единственную неудачу я потерпел с художником, а именно с Джеффом Кунсом, уж не знаю почему. Да, еще я запорол священника, не понимая, с какой стороны за него взяться, но с Кунсом было хуже, я начал его писать, но вынужден был просто уничтожить картину. Я не хочу застревать на этой неудаче, а вы у меня получитесь, мне кажется. Что-то есть в вашем взгляде – не знаю что именно, – но мне кажется, я смогу это что-то передать…

Внезапно в сознании у Джеда промелькнуло слово страсть, и он перенесся на десять лет назад, в их последние с Ольгой выходные на Троицу. Воскресным вечером они сидели на террасе замка Во-де-Люньи, перед ними расстилался огромный парк, легкий ветерок шевелил кроны деревьев. Смеркалось, погода стояла идеально теплая. Ольга, всецело поглощенная созерцанием паштета из омара в своей тарелке, уже целую минуту не произносила ни слова, а тут, подняв голову, посмотрела ему прямо в глаза и спросила:

– Скажи-ка, ты знаешь, почему нравишься женщинам?

Он пробормотал что-то невнятное.

– А ты нравишься женщинам, – настаивала она, – полагаю, ты не будешь со мной спорить. Ты довольно хорош собой, но дело не в том, красота – это мелочь. Нет, тут иное…

– Скажи.

– Все очень просто – у тебя пронзительный взгляд. Страстный взгляд. Вот что женщинам нужно прежде всего. Они западают на мужчин с энергией и страстью во взгляде.

Дав ему время обдумать это, Ольга отпила глоток мерсо, попробовала закуску.

– Разумеется, – сказала она чуть позже с еле заметной печалью в голосе, – мужская страсть может относиться не к ним, а к произведению искусства… но женщины об этом и не догадываются… во всяком случае, вначале.

Десять лет спустя, вглядываясь в Уэльбека, Джед понимал, что в его взгляде тоже светится страсть, скорее даже одержимость. Наверное, он сам был объектом любовных страстей, не исключено, что бурных страстей. Да, исходя из того, что он знал о женщинах, Джед вполне допускал, что они могут втюриться в сидящую перед ним истерзанную развалину, которая, мелко тряся головой, поглощала деревенский паштет и, казалось, чихать хотела на все, что хоть отдаленно напоминает любовные отношения, да и любые человеческие отношения вообще.

– Да, я не питаю особых братских чувств к роду человеческому… – Уэльбек словно прочел его мысли. – Я бы даже сказал, что мое чувство принадлежности к нему с каждым днем слабеет. Но тем не менее ваши последние работы мне нравятся, хотя на них и изображены человеческие особи. В них есть что-то… всеобщее, что ли, выходящее за рамки случая из жизни. Ладно, не будем забегать вперед, а то я так ничего и не напишу. Кстати, не страшно, если я не закончу текст к концу марта? Я правда сейчас не в лучшей форме.

– Никаких проблем. Мы перенесем открытие выставки; подождем, сколько потребуется. Знаете, вы стали крайне важным для меня человеком, причем это произошло ужасно быстро, никто еще никогда не производил на меня такого впечатления! – воскликнул Джед, чрезвычайно оживившись. – И знаете, что любопытно… – продолжал он уже спокойнее, – считается, что портретист обязан подчеркнуть незаурядность своей модели, уловить некую уникальность личности. В каком-то смысле я так и поступаю, но при этом я склоняюсь к мысли, что люди отличаются друг от друга гораздо меньше, чем принято думать, и когда я пишу анатомические детали лица, мне кажется, что этот пазл я уже собирал. Я прекрасно знаю, что человек является героем романа, great occidental novel*, а также одной из главных тем живописи, и все же не могу избавиться от мысли, что люди сильно обольщаются, полагая, что так уж несхожи между собой. Общество все слишком усложняет, навязывая нам бесконечные различия и деление на категории.