Время, которое было мне милостиво отведено для беседы, оказалось недолгим. Гарфилд принялся любезно меня представлять, но президент не грубо, но твердо его оборвал:

— Мы уже имели честь.

Прекрасный голос, никак не гармонирующий с унылым и довольно-таки глуповатым лицом, снова поверг меня в изумление.

— Быть может, вы читали в «Леджере» статью Скайлера о Наполеоне III… — Гарфилд старался изо всех сил, но, видимо, это было лишнее.

— Величайшим человеком в Европе я считаю канцлера Бисмарка. Я бы хотел с ним встретиться. — Поверхностное, но многозначительное заявление: Бисмарк сокрушил императора и империю.

— Канцлер, конечно, отлично разбирается в целях и средствах власти. — Я позволил себе иронию; этот стиль журнала «Норт америкэн ревью», как правило, хорош для любого спора.

— Значит, он одинок. — В центре бороды что-то шевельнулось; быть может, то была улыбка.

— Одинок, потому что ему известно то, что недоступно другим?

— Да, сэр. — На мгновение воцарилась тишина. Генерал Грант просто замолк. Рассказывают, что это его обычная тактика, имеющая целью поставить собеседника в положение обороняющейся стороны, а себя самого избавить как от скучного разговора, так и от риска сболтнуть лишнее. Однако вдруг президент — что совершенно нехарактерно для него, как позже заметил Гарфилд, — начал говорить, и притом весьма гладко:

— Для меня смысл обладания властью заключается просто в том, чтобы выполнить возложенную на меня миссию — любой ценой сохранить Союз штатов.

— Итак, используя власть, вы достигли намеченной цели.

— Да, но когда война кончилась, наступила своеобразная пауза; трудно сказать, конец ли это. Борьба продолжается другими средствами. Не правда ли, генерал? — Он повернулся к Гарфилду, который стал отвечать президенту столь красноречиво и оживленно, что я не запомнил ни одного его слова; я был всецело поглощен Грантом и пристально смотрел на него, точно надеялся увидеть некую внешнюю черту, магическую бородавку, что ли, которая помогла бы мне постичь этого человека.

— …как в случае с Санто-Доминго. — Этислова я услышал, потому что они были более чем неуместны в разговоре с Грантом.

Президент нахмурился.

— Сэр, у нас было полное право интервенции в Санто-Доминго. И если бы меня не остановил конгресс, сегодня этот остров принадлежал бы нам и наслаждался процветанием. В конце концов, их собственный президент просил нас вмешаться.

Для сведения (приписка задним числом): как говорит Нордхофф, в начале правления грантовской администрации вездесущий Бэбкок совместно с продажным президентом Санто-Доминго разработал план аннексии этой страны Соединенными Штатами за кругленькую сумму, которая предназначалась президенту Санто-Доминго, Бэбкоку и (как уверяют политические противники) самому Гранту. Конгресс отказался платить, что привело Гранта в бешенство.

— Тогда возникло столько недоразумений, — примирительно сказал Гарфилд.

Осмелев от вина (и шестидесятитрехлетия: чего мне бояться кого бы то ни было? Особенно президента, который вот-вот станет бывшим), я сказал:

— Я всегда удивлялся, сэр, изменению вашей собственной позиции. Вы осудили войну сорок седьмого года с Мексикой, которая завершилась присоединением к Штатам мексиканских земель к северу от Рио-Гранде. А двадцать лет спустя вы хотели аннексировать Санто-Доминго, не спросив согласия народа этой страны.

Больше во время грантовской администрации меня в Белый дом не пригласят. Однако я полагаю, что мой невежливый, но в высшей степени уместный вызов вполне оправдан. По крайней мере я избежал обычных и утомительных рассуждений о лошадях: большинство людей вынуждены выслушивать их от этого хитрого, нарочито скучного маленького человека, который, на мой взгляд, подобно первому Бонапарту, абсолютно аморален, но в отличие от императора отягощен пуританским представлением о грехе и воздаянии. Эта комбинация способна кого угодно ввести в заблуждение.

Я удостоился пристального взгляда президента: глаза его внезапно прояснились, в них вспыхнул гнев. Гарфилд был явно обескуражен этим i`ese-majest'e [48] .

Грант наконец ответил в характерной для него манере:

— Президент Мексики не просил нас вторгнуться в его страну и присоединить часть ее к Соединенным Штатам. Президент Санто-Доминго предложилмне свою страну за справедливую цену. Желая купить этот остров, я сделал то же самое, что Джефферсон, когда он согласился купить Луизиану, или Джонсон, когда согласился купить Аляску.

Аудиенция закончилась. Президент прошествовал в Красную гостиную, где царствовала миссис Грант.

— Ну и ну. — Гарфилд сокрушенно покачал головой. — Вот уж не думал, что кто-нибудь скажет такое генералу Гранту, да еще в Белом доме.

— Мои манеры оставляют желать лучшего, конечно. — Я уже говорил, что мое безрассудство объяснялось шестидесятитрехлетием; но ведь администрация Гранта неизбежно станет главной мишенью губернатора Тилдена, и я должен по мере сил содействовать подготовке обвинительного заключения. — Мне было любопытно. Да и он первый в некотором смысле затронул эту тему, упомянув о Бисмарке.