Рот Фрирса открылся, а затем закрылся снова.

— Нет, мистер Курц, вы неправильно меня поняли. Доктор Фредерик — это единственный человек в Буффало, которого я хорошо знаю. Да, несомненно, он попал в большую беду, но, невзирая на печальные обстоятельства его жизни, не утратил своей проницательности, так вот, он очень высоко отзывался о вас и рекомендовал как детектива, который мог бы разыскать для меня Хансена. Вы совершенно правильно оценили мое финансовое положение. Я очень щедро вознагражу вас, мистер Курц. По-настоящему щедро.

— А если я его действительно найду? Что вы будете делать, мистер Фрирс?

— Сообщу в полицию, конечно. Я буду жить в аэропортовском отеле «Шератон», пока весь этот кошмар не закончится.

Курц допил последний глоток своего пива. Ко играл блюзовую версию «Летнего времени» Гершвина.

— Мистер Фрирс, — сказал Курц, — вы чрезвычайно цивилизованный человек.

Фрирс поправил очки:

— Так вы возьметесь за это дело, мистер Курц?

— Нет.

Фрирс снова заморгал:

— Нет?

— Нет.

Несколько секунд Фрирс сидел молча, а затем встал.

— Спасибо, что уделили мне время, мистер Курц. Я сожалею, что побеспокоил вас.

С этими словами Фрирс повернулся к выходу, но успел сделать лишь несколько шагов, когда Курц окликнул его по имени. Скрипач остановился и обернулся, на его красивом, но исполненном боли лице промелькнуло нечто, похожее на надежду.

— Да, мистер Курц?

— Вы забыли вашу фотографию, — сказал Курц.

Он поднял фотографию мертвой девочки.

— Оставьте ее у себя, мистер Курц. У меня больше нет Кристал, жена покинула меня через три года после смерти девочки, но у меня сохранилось много фотографий. Оставьте ее у себя, мистер Курц. — Фрирс пересек зал и вышел за дверь бара «Блюз Франклин».

Подошла Руби, внучка Большого Папаши Брюса.

— Папа велел мне сказать вам, что эти два копа поставили машину на улице слева.

— Спасибо, Руби.

— Хотите еще пива, Джо?

— Скотч.

— Какой-нибудь особый сорт?

— Самый дешевый, — ответил Курц. Когда Руби отвернулась и направилась к бару, Курц взял фотографию, изорвал ее на мельчайшие кусочки и сложил их в пепельницу.

Анжелина Фарино Феррара ежедневно в шесть утра совершала пробежки, невзирая даже на то, что в это зимнее время в Буффало в шесть утра стояла полная темнота. Большая часть постоянного маршрута ее пробежки проходила по улицам или пешеходным дорожкам, освещенным уличными фонарями, а для темных участков дистанции она носила на голове туристский фонарик, пристегиваемый ремешками. Анжелина предполагала, что фонарик придавал ей не слишком элегантный облик, но ей было наплевать с высокой башни на то, как выглядит она во время пробежки.

В декабре, по возвращении с Сицилии, Анжелина продала старый особняк Фарино, находившийся в предместье города, носившем название Орчард-парк. Центр управления остатками операций, которые вела Семья, она перевела в пентхаус здания-кондоминиума [9] , господствующего над прибрежной частью Буффало. От города побережье отделялось лентами скоростных автомагистралей и широко раскинувшимся парком, но по ночам она могла смотреть на север и на восток, насколько это позволял близко лежащий горизонт Буффало, а ее западный фланг охраняли озеро и река Ниагара. Правда, с тех пор как Фарино Феррара приобрела это жилье, на западе не было видно ничего, кроме льда и серых облаков над рекой, хотя временами сквозь них можно было рассмотреть Канаду. Ту самую Канаду, являвшуюся землей обетованной для ее дедушки в годы «сухого закона», когда и были заложены первые основы фамильного капитала. День за днем пялясь на лед и тоскливый горизонт Буффало, Анжелина Фарино Феррара с нетерпением ждала весны, хотя и знала, что летом будет досрочно освобожден ее брат Стивен и наступит конец сроку ее пребывания на посту действующего дона [10] .

Ее ежедневный маршрут составляли полторы мили к северу по прибрежному бульвару, затем через подземный переход она перебиралась на берег замерзшей реки — это место сейчас никак нельзя было назвать пляжем, — пробегала еще полмили, а потом возвращалась обратно по аллее вдоль Риверсайд-драйв. Ее брат Стиви, сидевший за решеткой в Аттике — Анжелина знала, что все остальные именовали его Малышом Героином и никак иначе, — категорически запретил ей выходить одной. Но, хотя она и привезла из Нью-Джерси и Бруклина способных ребят на смену тем идиотам, которых держал на службе ее отец, ни один из этих откормленных маминой лазаньей [11] мальчиков не был в достаточно хорошей форме, чтобы не отставать от нее во время бега. Анжелина завидовала новому президенту Соединенных Штатов: тот не слишком увлекался бегом трусцой, но, когда ему приходило в голову пробежаться, у него всегда имелись люди из Секретной службы, способные бежать рядом с ним.

В течение нескольких дней она мирилась с таким оскорблением, как присутствие рядом Марко и Лео — «мальчиков», как называла она их про себя, — которые ехали следом за нею на велосипедах. Марко и Лео тоже не очень радовались такому положению, так как ни тот ни другой никогда не ездили на велосипедах, даже будучи детьми. Они с трудом удерживали равновесие, а их толстые задницы свисали по обе стороны велосипедных седел, словно комья пресного теста. Но за последние недели они смогли найти компромисс: Анжелина трусила по тротуару, а Лео и Марко тащились рядом по обычно пустому в это время Риверсайд-драйв в своем «Линкольн-Та-ункаре». Конечно, после того как Анжелина спускалась в подземный переход, она волей-неволей на три-четыре минуты исчезала из поля зрения «мальчиков», которые тем временем разворачивались и жевали свои пончики, дожидаясь, пока она вновь появится из-за деревьев, направляясь уже на юг. Но Анжелина была уверена, что в эти несколько минут ей совершенно ничего не угрожает, так как у нее на поясе под свободной трикотажной рубашкой-балахоном в незастегивающейся кобуре всегда находился маленький 45-дюймовый полуавтоматический итальянский пистолет «компакт витнесс». У нее был также крошечный сотовый телефон с предустановленным на быстрый вызов номером «мальчиков», но она знала, что сможет выхватить пистолет раньше, чем дотянется до телефона.