Находясь в Екатеринбурге в связи с обсуждением перспектив дальнейшего сотрудничества, Иван Игнатьевич сделал контрольный звонок Авдееву, однако секретарь президента несколько его озадачила, сообщив, что Олег Никифорович отбыл на отдых. Куда? Как обычно, на Багамы. И вернется в Москву не раньше середины февраля.

Конечно, президент банка может себе позволить отдых в любое время, лишь бы дела не стояли. Но руководитель юротдела банка, который должен быть в курсе договоренностей Шацкого и Авдеева, почему-то на все вопросы Ивана Игнатьевича отвечал неохотно и уклончиво. Даже на миг закралась тревожная мысль: уж не захотели ли партнеры этак элементарно «кинуть» его? Этого нет, тот не знает, третий советует малость обождать, пока что-то у них там утрясется. С помощью собственных связей Шацкий наконец выяснил, что вроде бы в «Деловом партнере» в настоящее время работает какая-то комиссия Центробанка, цели и задачи которой известны лишь узкому кругу руководителей. Очень странно, что в такой ситуации господин президент спешно отбывает за границу на отдых.

Вот все, вместе взятое, и поставило Ивана Игнатьевича буквально на грань нервного срыва.

Спешно вернувшись в Москву, хотя дела еще задерживали его на Урале, он кинулся, естественно, первым делом в собственный офис. Надо было поглядеть документы, поступившую почту, – может, она что-нибудь подскажет? Но у Лильки ничего нового не оказалось.

Он помчался в Южное Бутово, в «Алко-сервис». Но дальше проходной его элементарно не пропустили. Он зачем-то стал объяснять, кем является, что гендиректор – его свояк, что женаты они на родных сестрах, а он здесь не в первый раз и все такое прочее. Но его разговоры не произвели ни малейшего впечатления на двух охранников с бритыми затылками, облаченных в утепленную камуфляжную форму, в которой по телевизору показывают главным образом генералов из Москвы, посещающих театр противотеррористических действий на Северном Кавказе. Эти крепкие ребята с далеко не музыкальными голосами посоветовали посетителю убираться от греха подальше, пока он им не осто… хм-хм. А если есть охота снова посетить, то пусть он завтра сперва договорится о пропуске, который ему закажут из дирекции. Кстати, они тоже подтвердили, что никакого Ефима Анатольевича Силина не знают, ни разу в глаза не видели и не слышали о таком. И вообще они здесь служат вторую неделю. Вали, мужик, не отвлекай от службы…

Но еще более сильное впечатление, чем грубость охраны, а также странная ситуация с Силиным, произвел на него совершенно непонятный внешний вид задымленных стен складских помещений. На его вопрос, что здесь случилось, охрана просто уже озверела и вытолкала его едва ли не взашей. Ничего не оставалось, как только вернуться в свой офис и, как обычно, сорвать злость на Лильке. А поскольку это было не впервые, Лилия Михайловна знала, чем все всегда начинается и к чему в конце концов приводит.

У нее было немного достоинств, но этим малым она владела в совершенстве. Мужикам очень нравилось. Несмотря на свой сорокалетний возраст, притягательности эта чертова Лилька не растратила, а остальное запросто компенсировалось щедрым опытом.

Словом, малость охолонул Иван в объятиях бывшей жены и под вечер отправился домой. Тишина в квартире, но особенно пустой холодильник – Шацкий вспомнил, что за весь день толком даже не пожрал, а энергии потратил! – привели его в ярость. Но пока он сидел и выдумывал кары бессовестной супруге, она явилась, делая вид, что безумно устала. Это целый-то день протирая задницу в своем идиотском архиве?! И не ведает, что все вокруг нее уже летит в тартарары!…

И еще он подумал, что вряд ли стоило ему в свое время менять шило на мыло. Толку от этой Татьяны в буквальном смысле никакого. Лилька хоть и дура набитая, зато в ней никакого жлобства отродясь не проявлялось, а уж что она умеет, так другим еще поучиться! Если получится. А эта – не из простых! Своего не упустит, и все – тишком. От барахла шкаф ломится, так хоть бы носила! Не-ет, погоны ей, вишь ты, к лицу! А в постели – колода колодой…

Вот на этой обидной для себя ноте и заснул усталый и задерганный Иван Игнатьевич. И сон его был какой-то провально-тревожный.

А Татьяна Кирилловна, вдоволь нарыдавшись над своей неустроенной судьбой, ушла в другую комнату, закуталась в плед и тоже заснула под бубнящий звук тихо работающего телевизора…

Кто– то из философов, кажется Григорий Сковорода, велел написать на своем могильном камне: «Мир ловил меня, а я -убежал». Это очень мудрая мысль.

Так размышлял Александр Борисович Турецкий, бреясь в ванной перед зеркалом и внимательно разглядывая свою на удивление свежую, не тронутую никакими пороками физиономию. А все почему? Воздержание – великая вещь! Сбежал ведь! Притворился, обманул, разочаровал, охмурил и бросил… Не словил тебя мир в свои развратные тенета! А может, зря не словил? Нет, было во всем происходящем нечто нарочитое, слишком наигранное, неискреннее, словно какая-то пока неясная подстава.

Но, с другой стороны, с каких это пор он отказался от риска? А с тех пор, как сообразил наконец дурьей своей башкой, что риск риску рознь. Впрочем, если не явился из небытия благоверный, за ночь девушка наверняка остыла и успокоилась. Уходя от нее, Турецкий надеялся, что никакие новые шальные мысли уже не посетят ее взбалмошную головку.

Он, честно говоря, жалел, что вчера предложил Элине съездить к ним на дачу. Сейчас уже ясно, что место его – на Истре, в объятиях семьи. Однако и трепачом тоже быть не хотелось. И он решил посоветоваться со Славкой.

Грязнов долго не брал трубку, наконец пробурчал сонным голосом:

– Это кто?

– Ты разве не собираешься на службу?

– А-а… – узнал Грязнов. – Чего так рано? Только домой заявился?

– Вячеслав! – копируя меркуловскую интонацию, обиженно заявил Турецкий. – За кого ты меня держишь? Всю ночь я провел в собственной постели! Чист, как стеклышко, и трезв, аки агнец божий.

– Чудеса… Выгнали, что ль?

– Зачем? Девушка с горя накушалась без всякой меры и отключилась, – решил соврать Турецкий. – А в некрофилии меня еще никто не обвинял.

– Скажите! И каковы ваши дальнейшие действия?

– Да вот собираюсь пойти привести в чувство и съездить по одному адресу. У них, оказывается, где-то на Калужке летняя дача имеет место быть. И что-то мне подсказывает…

– Ну давай, – кисло сказал Грязнов. – Я буду у себя. Если что.

Вопреки уверенности Турецкого, что мадам еще «пребывают в постели», явь превзошла все его ожидания. Элина встретила его во всем великолепии как минимум почетной гостьи лучшего из курортов в Давосе. Яркость, вероятно, очень дорогого спортивного наряда соперничала с классическим горным загаром, особенно заметном при свете дня. Она была готова. Ко всему, наверное. Странно, что у нее не возникло никаких сомнений в том, что господин особо важный следователь не подведет ее, не обманет. А ведь какое-то время назад сам Турецкий еще не был ни в чем уверен.