Шрифт:
…Мадаминджан и Расулджан, которые только изредка посещали мечеть суннитов, теперь не пропускали ни одной из пяти ежедневных молитв. Братья были сыновьями наманганского торговца мануфактурой Наджима. После того как у них отобрали земли, сады и имущество, скупой Наджим собрал все свои пожитки и даровал на поддержание войск ислама тысячу золотых, а сам, не пережив потери богатства, ушел из этого мира. Его сыновья, поверив всяческим выдумкам, с большим трудом добрались до Мешхеда.
Приехав сюда с верой в «райскую жизнь» на чужой земле, они вскоре растратили свой сбережения и в конце концов стали подручными у парикмахера. Но это лишь в мизерной степени облегчило их существование.
Муфтий знал многое о своих прихожанах. Узнал он и о том, что братья находятся в крайне тяжелом положении. Однажды после вечерней молитвы муфтий пригласил их в свою худжру.
Много слышавшие о «почтенном человеке», учившем их «чистосердечному поклонению аллаху», братья застыли перед имамом в подобострастном приветствии с прижатыми к груди руками.
Только что прошла первая вечерняя молитва. До следующей осталось не так уж много времени.
— Идти домой нет смысла, — улыбнулся муфтий. — Лучше побеседуем у меня в худжре до последней молитвы.
Разве могли отказаться от такого приглашения молодые мусульмане!
Их тронуло внимание имама. Вопросы его были традиционны: о жизни, о здоровье.
С этого вечера Мадамин и Расул стали ежедневно проводить время между вечерними молитвами в худжре муфтия. Постепенно он начал преподносить братьям первые уроки «политической грамоты», не забывая лишний раз оказать им сердечное внимание.
— Здесь мы живем только заботами чужестранцев о наших нуждах и благополучии. У нас всех одна судьба, одна цель.
И муфтий давал братьям что-нибудь из поступивших в мечеть приношений.
— В этих пожертвованиях есть и ваша доля.
Мадамин и Расул благодарили, кланялись и, уходя из мечети с подарками, готовы были молиться на Садретдинхана.
— Вы наш пир [26] … — искренне говорили наманганцы.
Постепенно, не спеша, подходил муфтий к основной цели.
— Не истосковались по дому? — спросил он во время одной из вечерних бесед.
— Истосковались! Да еще как, господин! — в один голос ответили братья.
26
Пир — духовный наставник.
— Что вы скажете, если я помогу вам вернуться?
Наманганцы не верили своим ушам; пораженные, они мгновение молча смотрели на муфтия, а придя в себя, стали восклицать:
— О, если бы, господин, вы помогли! Мы до самой смерти молились бы на вас.
— Полно, не нужно… Я ведь готов помочь вам только из добрых намерений, — проговорил муфтий, удовлетворенный тем, что добыча идет в расставленную сеть.
Теперь оставалось лишь затянуть ее.
— Я знавал вашего покойного отца, — продолжал Садретдинхан. — Он был одним из верных людей нации. Но Советы не дали ему спокойно пожить на старости лет. Ради достижения общей цели ваш отец пожертвовал воинам ислама все свое имущество и себя. Порадовать дух столь почтенного отца — святой долг сыновей.
Затем муфтий протянул солидную пачку денег.
— Вот ваша доля из последних приношений в мечеть…
Обрадованные наманганцы низко кланялись, покидали худжру, все еще не зная, что скрывается за этой «добротой».
Но их радость была недолгой. На другой день по окончании полуденной молитвы муфтий позвал Мадамина и Расула к себе и заговорил в открытую.
— Вы поедете на родину. Но вам придется выполнять кое-какие наши поручения…
— Какие? — тревожно спросил Мадамин.
Расул тоже растерянно смотрел на муфтия. Братья начали догадываться, в чем дело.
— Вы встретитесь с нашими друзьями и продолжите дело отца… — спокойно произнес муфтий. — Вы отомстите Советам…
Не давая братьям опомниться, муфтий коротко рассказал о шпионской деятельности, ждавшей молодых людей на родине.
— Господин, здесь мы будем выполнять любую вашу работу. Однако такое поручение нам не по силам и не по душе… Простите нас, — умоляюще заговорил Мадамин.
Лицо муфтия сделалось страшным. Не случайно он часто употреблял поговорку: «С помощью дубины и медведя можно сделать муллой».
— Идите, — сурово сказал он, — завтра до девяти хорошенько подумайте, а потом приходите.
Когда они покидали худжру, муфтий угрожающе добавил:
— Эй, юноши! Помните, все, что было сказано, — остается здесь. Одно слово — и не сносить вам головы!
— Слушаемся, господин. Мы сами это поняли.
На следующий день, когда Мадамин и Расул виновато переступили порог, в худжре, кроме муфтия и его секретаря, сидел неизвестный туркмен с багровым, медным лицом. На голове каракулевая папаха, одет в несколько красных халатов. Молодые люди помимо воли нет-нет да и задержат испуганный взгляд на Хан Казы.