— Я правильно понял: вы попросили лейтенанта Батмаза вызвать меня?

— Да, господин капитан. Я хотел бы с вами переговорить.

— О чем? Есть что-то, чего вы не можете сообщить лейтенанту Батмазу?

— Не в этом дело, господин капитан. Просто мне показалось…

— Что вам показалось?

— Мне показалось, что вы сможете меня понять.

— Понять в чем?

— В том, что я невиновен.

Проклятье, подумал Миша. В глазах полицейского, который сейчас на него смотрит, можно прочесть только одно: враждебность. И все же надо попробовать договориться с ним. Другого такого случая у него может и не быть.

— Вы совершили огромную ошибку, если вызвали меня только для этого. — Онсель улыбнулся деревянной улыбкой. — Огромную.

— Но я действительно невиновен. Я попал в эту историю из-за какой-то нелепой путаницы.

Онсель прищурился. Сказал жестко:

— Никакой путаницы нет.

. — Есть… — Миша с ужасом понял: в его голосе нет былой уверенности. — Я могу объяснить, как все было…

— Не нужно ничего объяснять. Найденные следы объяснили все за вас. Кроме того, уже после вашего задержания стало известно: вас разыскивают сразу две полиции, России и Украины. Теперь вами заинтересовалась третья, а именно наша, турецкая полиция. Допускаю, что одна полиция еще может что-то перепутать. Но три — вряд ли.

— Да, я иностранец, здесь меня никто не знает, и все же у меня есть счет в банке… — Миша сам не понял, зачем он все это произнес.

— Что? — Онсель округлил глаза. — Что вы несете? В каком банке?

— В вашем Зираат-банке… — Встретив взгляд полицейского, Миша осекся. Онсель покачал головой:

— Предупреждаю: если вам нечего больше мне сообщить и вы оторвали меня от дел впустую — пеняйте на себя. У вас есть что-то сказать мне по делу?

— Но это дело… — Сказав это, Миша подумал: зачем я упорствую?

— Дело… — Онсель досадливо повел подбородком. — Каменский, вы думаете, здесь сидят идиоты? И мы не знаем об этом вашем счете? Знаем. Могу вас обрадовать: ваш счет в Зираат-банке арестован.

— Арестован?

— Да. Заморожен. Пока не будет выяснено, насколько честным способом вам удалось заработать эти деньги. Что совершенно естественно.

Все, подумал Миша. Счет в Зираат-банке был его последним шансом. Теперь ему надеяться не на что.

Онсель нажал кнопку на столе. Кивнув вошедшему Батмазу, что-то коротко сказал. Вышел.

Усевшись за стол, Батмаз злорадно ухмыльнулся:

— Что, поговорил с капитаном Онселем?

Миша не ответил.

— Ладно, босяк. Хватит чикаться. Пришла тебе пора понюхать настоящей кичи[Кича (вор. жарг.) — тюрьма.].

Вошедший после звонка Батмаза надзиратель надел на Мишу наручники. Вывел в коридор, где уже стояли два солдата. Сказав что-то, ушел. Один из солдат, поправив висящий на плече карабин, показал Мише взглядом: иди туда. Двинувшись в этом направлении, Миша вскоре оказался на улице. После того как солдаты, открыв дверь стоящего тут же микроавтобуса с зарешеченными окнами, толкнули его к ступенькам — поднялся в автозак. Дверь за ним закрылась. Машина тронулась.

Минут через десять автозак, сделав несколько поворотов, остановился. Дверь открылась, заглянувший внутрь солдат кивнул: выходи.

Выбравшись наружу, Миша понял: он стоит во дворе тюрьмы.

Проходя вслед за надзирателем по коридору, Миша понял: помещение, в котором его держали до этого, было чем-то вроде камеры предварительного заключения. Здесь же была настоящая капитальная тюрьма. Пока они шли, им пришлось преодолеть несколько решетчатых перегородок; каждую из этих перегородок надзиратель, отперев дверцу в перегородке своим ключом и пропустив Мишу, тут же запирал снова. Наконец, поднявшись по железной лестнице, они двинулись вдоль узкой металлической балюстрады. С одного бока балюстрады, внизу, за перилами, был виден все тот же тюремный коридор. С другого — тянулись двери камер.

Остановившись возле одной из дверей, надзиратель показал знаком: подними руки. Выбрал в висящей на поясе связке ключ. Снял наручники. Толкнув открытую дверь, показал: входи. Миша вошел в пустую камеру. Сказав что-то ему в спину, надзиратель закрыл и запер дверь.

Постояв, Миша огляделся. Судя по двум расположенным по правую и левую стороны нарам у стен, помещение было рассчитано на двоих. Металлические стены были покрыты облупившимися кое-где цинковыми белилами. В камере стоял душный спертый воздух, вентиляции или не было вообще, или она была слабой. Миша лег на одни из нар. Полежав, подумал: эта камера все же лучше, чем каморка, в которой его держали до сих пор. Главное, здесь есть окно. Маленькое, зарешеченное, находящееся под самым потолком, но все же окно. Если изловчиться, в это окно можно увидеть краешек неба. Что Миша и попытался сделать.

В середине дня принесли обед. Вкус еды не изменился, он был таким же отвратным, как и раньше, но Миша съел все до крошки.

Второго обитателя в камеру привели под вечер. После того как загремел замок и дверь открылась, Миша, приподнявшись на нарах, увидел стоящего в коридоре рядом с надзирателем великана под два метра. Определить возраст вновь прибывшего было трудно. Но все же ему было никак не больше сорока. Смуглое, прикрытое по самые брови шапкой черных волос лицо было рябым, как взбитая ветром поверхность моря. Одет новый Мишин сосед был в черную майку-безрукавку, рваные джинсы и сандалии на босу ногу. В левом ухе поблескивала металлическая серьга-колечко.