Анри и Полетта невольно переглянулись. Конечно, Андреани не может даже и подозревать об их отношениях, но он чувствует, какая пропасть лежит между Декуанами и семьей Анри. Полетта поставила кофе на плиту и села на свое место. Когда она вяжет, у нее совершенно такие же движения, как у Карлотты. Просто удивительно! И совершенно так же Полетта вяжет, не глядя на спицы. Взгляд ее часто останавливается на муже. Разве можно представить себе драку между ними! Предположить, что он способен ей нагрубить, обругать ее, как это делает Декуан, который весь день поливает жену грязью? Разве у Полетты были бы такие глаза, разве она могла бы так смотреть на мужа? По глазам всегда видно, унижают ли человека побоями. И не только побоями. Конечно, Анри и Полетта далеки от подобных мыслей, у них такой вопрос и не возникает. Но для Андреани здесь все сплошь — вопросы.

— Я не понимаю, с какой целью они замышляют эту пакость…

Совершенно ясно, что «эта пакость», как он говорит, не находя других слов, для него непостижима. Старик от волнения не мог усидеть на месте — то вскакивал со стула, то опять садился. Его удивляло и даже возмущало спокойствие Анри. Так страшно, а вдруг не успеют предупредить!..

— С какой целью? Вот в этом и нужно разобраться, чтобы сорвать их планы. Помешать мы им можем, но удар надо нанести метко. Вот поразмыслите. Выгоды для себя полиция может извлечь много… И действует она отнюдь не против американцев, как вы думали. Что тут потеряют американцы? Немного горючего да боеприпасов? Если бы началась война, которую они готовят, то на один только их рейд самолета потребовалось бы гораздо больше горючего, не говоря уж об остальном. Вы согласны? А в чем они сыграют на руку американцам? Вы же сами сказали: их заговор направлен против меня. Но не только против меня лично — он направлен против всех коммунистов, против нашей партии. Если бы этот заговор удался, нас бы ославили бандитами, которые ни перед чем не останавливаются; оклеветали бы нас в такой момент, когда все больше людей начинает прозревать и принимает вместе с нами участие в борьбе против войны, против американской оккупации, против перевооружения Германии… Понимаете? К тому же они прекрасно знают, что все, кто живет около склада, боятся взрывов… Если бы им удалось осуществить свой замысел, они стали бы уверять, что опасность представляют не бочки и ящики, которые привозят сюда американцы, а «коммунистические диверсии». Нас начали бы бояться. А господа американцы заранее умыли бы руки: если бы на складе произошел взрыв, они обвинили бы нас. И, заметьте, такая подлая махинация оказалась бы для них выгодной и в других местах. Повсюду, где находятся американские военные склады, они распространяли бы клевету как можно шире и все с той же целью. И, наконец, почему они хотят произвести взрыв у самого здания, которое мы заняли? В надежде запугать нас, чего им не удалось добиться вчера, хотя они пригнали отряд охранников в триста штыков. Вы видели сегодняшнюю демонстрацию? Теперь представьте себе, что их план удастся. Видимо, Декуану обещали дать взрывчатку, раз он вспомнил о Сопротивлении. Наше здание здорово встряхнуло бы. Во всяком случае, вылетели бы все стекла. Шуму было бы порядочно… Так вот, тогда уж никакая демонстрация не помогла бы — половина семей добровольно переселится обратно в бараки, лишь бы не подвергаться постоянно такой опасности. Другими словами, мы сами освободили бы здание. Понимаете?

Нет, Андреани не все понимает, далеко не все. Чтобы все понять, нужно иметь почти такое же, как у Анри, представление об американцах, о партии, о войне, о полиции — представление, которое и служит Анри отправной точкой для всех его выводов. А у Андреани во многих вопросах нет своего мнения, вернее он просто ничего об этом не знает. Живет он так уединенно, от всего оторван… Все его удивляет… Взять хотя бы этого человека, который так складно говорит. То ли он произносит речь, хотя перед ним аудитория из одного человека, то ли думает вслух — не поймешь. А он, Андреани, все не может расстаться со своей точкой зрения и, хотя уже испытывает сомнения и колебания, все еще рассуждает так: готовится злодеяние. Против кого? Кому оно выгодно? Это неважно. Тут налицо зло как таковое. Черный замысел направлен против Анри и Полетты. У Андреани уже начало складываться о них свое мнение, и оно отнюдь не умаляет это зло — напротив! Значит, надо предотвратить преступление. «Для этого я сделал все, что было в моих силах, — думает Андреани. — Почему Леруа нагнулся и так пристально смотрит мне в глаза?» Анри подыскивает слова, словно собирается сказать что-то очень важное.

— Послушайте, господин Андреани… — говорит он. — Раньше я вас не знал, но… то, что вы сейчас сделали, это, возможно, самый хороший, самый благородный поступок в вашей жизни.

Видно, что Анри искренно взволнован. Как же отнестись к этой похвале? Анри Леруа явно расценивает ее очень высоко. Но Андреани растерялся. Лучше уж никому, кроме Карлотты, об этом не рассказывать. Похвала коммуниста… Но все же он ее не забудет. «Благородный поступок» — вот он как сказал. — «Самый благородный поступок в вашей жизни». Но Анри Леруа уже заговорил о другом:

— Знаете, мы давно ждем подобного сюрприза. Только нам казалось, что они выкинут какой-нибудь фортель в порту. Во всяком случае, мы держимся начеку…

Все время он говорит «мы», и непонятно, кого он имеет в виду, но у собеседника возникает смутное желание: а может, в это «мы» включается и он, старик Андреани.

— Вот посмотрите, — говорит Анри, вынимая из-под газет папку, а из папки — вырезку, наклеенную на лист бумаги.

Цитата из «Дейли ньюс». Чудовищная цитата!

«Еще до того как Соединенные Штаты официально объявят войну России, первая кровь прольется в соленых водах портов Атлантического океана и Средиземного моря, через которые мы пытаемся посылать оружие, снаряды, танки и военные самолеты для помощи свободной Европе».

Для того чтобы страшный смысл этой фразы дошел до Андреани, он опять-таки должен был бы знать тысячу вещей, о которых он и понятия не имеет. Цитата на него производит впечатление грозного и циничного предупреждения, и только… Во время всего разговора Андреани и Анри разделяла стена, и ни тот ни другой о ней не подозревали. Каждый воспринимал слова собеседника по-своему, иногда даже в противоположном смысле, а чтобы понять их по-настоящему, потребовалось бы все начать с азов. Но для этого, пожалуй, не хватило бы целой жизни — ни Андреани, ни Анри.

Все же Андреани взял со стола какую-то газету; впрочем, он просто хотел освободить место: хозяйка дома подошла и не знает, куда поставить три чашки и сахарницу, которые держит в руках…

— Вот в этой самой газете я и нашел цитату из «Дейли ньюс» несколько месяцев тому назад. Обычно я не делаю вырезок, а просто сохраняю все номера. Вот посмотрите: каждые три месяца печатают содержание всех предыдущих номеров. Но эта цитата мне часто бывает нужна, я ее и вырезал.

Сперва Андреани рассматривает газету больше из вежливости. Как она странно составлена! Никогда такой не видел! И Андреани принимается перелистывать газету уже из любопытства, его интересует не содержание, а то, как она сделана. Начиная с оглавления все в этой газете необычно: таблицы, цитаты в рамках, цифры, диаграммы, вопросы и ответы. Чувствуется, что это серьезная газета и служит для того, чтобы по ней учиться. В политике Андреани больше всего раздражает то, что он называет презрительно «одурачивание» — да, да, именно одурачивание: у журналистов такая противная манера высказывать свое мнение в категорическом тоне, не допускающем возражений: «Можете своей головой не думать, не стараетесь составить свое собственное мнение». А вот эта газета, как видно даже при поверхностном и недоверчивом осмотре, подает материал по-другому — она словно говорит читателю: «Суди сам». У Андреани было совершенно противоположное представление о коммунистической прессе и, тем более, о коммунистической партии…

— Вас это интересует?

— Что обо мне говорить, я ведь никаких газет не читаю. Скажите… вы по ним и готовитесь к своим речам?

— Не только к речам, — отвечает Анри с добродушным смехом. — Собственно говоря, мы не так уж часто произносим речи.

Есть же чудаки, которые считают, что основное в партийной работе — речи!

— Я учусь по ним, и еще вот по этому, и по этому.

Андреани, совершенно сбитый с толку, смотрит на «Кайе», на книги…

— Если ты не подкован теоретически, невозможно хорошо проводить практическую работу.