'Что сказать? Про 'Рот-Фронт' - не поверит, да и не стоит вообще упоминать о будущем... А, ладно, чем проще брехня - тем сложнее запутаться!'

– Святой отец, я его не знал. Покойный - давний знакомец моего дяди, не раз плававшего с товарами в итальянские земли.

– Вот как... Допустим. Кстати, ты не расскажешь о своём дяде? Какие товары он возил в Италию?

'Вот же 'гестапа'! Всё ему надо знать! Нет, точно - в этом монастыре не иначе как подпольный партизанский штаб в одном флаконе с контрразведкой. Всё, решено: как только разберусь, что и как - буду отсюда сваливать, причём в темпе. Иначе сгорю, как свеча!'

– Масло возил, сахар возил... Уже не возит: потонул два года назад во время шторма.

– Соболезную твоему горю. Однако уже пора - пойдём к отцу аббату! Я провожу, ведь ты, вероятно, ещё не привык к расположению келий нашей обители...

'Ага. Проводит, а попросту сказать - отконвоирует, чтобы латата Макс не задал из этого гостеприимного места. Ну что ж, пойдём'.

Спустя несколько минут я во второй раз за день оказался в келье-кабинете местного аббата, а кроме того - потомка весьма знатного рода Пястов. Кстати говоря, что-то знакомое крутится в голове насчёт них. Какое-то знакомое слово... Но какое? Помню только что-то насчёт 'орлицы Пястов' в Великую Отечественную, но с чем это связано - хоть расстреляйте, не помню! Что-то насчёт поляков... но здесь-то никакой Польши нет: давным-давно растоптана копытами монгольских туменов...

– Итак, сын мой, судя по трапезе, приготовленной тобою нынче, ты действительно проходил обучение у почтенных мастеров кухни. Особо братию поразила каша - не твёрдая и плотная, яко каравай, но рассыпающаяся в тарели. Выражаю тебе удовольствие.

– Рад служить, Ваше преосвященство!

– Тем не менее, ввиду того, что правила ордена не позволяют роскошествовать в пище и предаваться греху чревоугодия, братия не имеет возможности полностью ценить твои умения в приготовлении кушаний для мирской знати. Соответственно, никто, кроме тебя самого, не сможет подтвердить, что ты действительно являешься цеховым мастером, тем паче, что цеха кулинаров в Жатеце никогда не было.

– Так что же мне делать, Ваше преосвященство?

– Поскольку долг матери-Церкви - оказывать поддержку всем своим детям, я готов помочь тебе. Откровенно говоря, ты мне понравился, Макс из Штальбурга! Хочешь ли ты остаться в этом городе, чтобы осесть вне монастыря и трудом своим зарабатывать честный хлеб?

– Готов, Ваше преосвященство!

– Ну, раз готов, тогда сделаем так: в течение десяти дней, начиная с сегодняшнего, тебе дозволено приходить в обитель невозбранно и жить в странноприимной комнате. Кроме того, тебе будет выдан знак, по которому ты в течение года и одного дня, также начиная с сегодняшнего, получишь отсрочку от выплаты церковной десятины с доходов, выплату которой ты должен будешь произвесть только во второй, третий и четвёртый год твоего пребывания в Богемии, добавляя к десятине за эти годы по одной трети соответственно. Однако тебе надобно знать, что от уплаты монгольской десятины, княжеских и городских податей и сборов Церковь тебя освободить не в праве. Кроме того, если ты захочешь до истечения пяти лет покинуть Богемию, ты будешь обязан выплатить все оставшиеся долги в двойном размере, как это указано в существующем Уложении. Согласен ли ты на сие?

'Ага... Попросту говоря, Макса Белова собираются 'привязать кредитами' и опутать процентами... Плохо. А куда деваться? Ишь, как уверенно ведёт разговор: знает, что коль коготок увяз, всей птичке пропасть'.

– Да, Ваше преосвященство, согласен!

– Хорошо. И вот ещё что: насколько я понял, покойный друг твоего дяди-купца упомянул о тебе в завещании?

– Да. Вот брат Иероним при этом тоже присутствовал...

– У брата келаря находятся на хранении кошель и оружие покойного. Что именно тебе завещано?

'Оружие? Заманчиво... Но, похоже, это очередная проверка. А даже если и не так - то всё равно без крайней необходимости брехать не стоит'.

– Ваше преосвященство, мне завещана только эта вот палка и часть монет - остальные должны остаться во владении Церкви, а часть их использоваться для погребения и поминания.

– Так ли, брат?

– Да, всё верно, отец Григорий! Максу из Штальбурга завещан сей посох и аурум из кошеля.

– Ну что ж, раз так - последняя воля умирающего священна.

Сейчас ты отправишься трапезовать, ибо все уже откушали, включая странников. После того хорошенько отдохни вместе с иными мирянами, а утром найдёшь брата келаря. Он получит распоряжение выдать тебе всё золото, сколько бы его ни было в кошеле и поясе покойного и знак для отсрочки церковной десятины. Далее в течении двух дней поста ты волен заниматься чем угодно вне стен обители, как-то подыскивать себе жильё и заработок, но через два на третий день с рассветом ты должен будешь приступить к приготовлению воскресной трапезы. Тебе всё понятно?

– Нет, Ваше преосвященство, не всё.

– И что же ты не понял?

– Мне нужно знать, что за блюда я должен готовить в воскресенье, а также какие продукты мне дозволено использовать?

– Хороший вопрос. Видно, что ты действительно имел дело со знатными людьми. Ну что ж, можешь приготовить на своё усмотрение одно скоромное и одно постное кушанья, а также любой напиток кроме опьяняющих. Ингредиенты же закажешь заранее у келаря через брата Теодора: судя по его довольному лицу, вы с ним уже спелись...