— А кот, о котором вы сказали, он белый?

— Верно. У него кличка, как у Эдуарда Первого — Длинноногий: они утверждали, что кот выше среднего роста. По мне, так нет в нем ничего необычного, и мы здорово поспорили на тему среднестатистического кошачьего роста. — Стамп захохотал, вспоминая перепалку. — А кота им жена декана дала.

— Не припомните еще кого-нибудь из их общих знакомых?

— Не думаю. Или… может, Энди Скратч? Славный малый, только из другой компании, с третьего курса. Они знакомы по общественному комитету: организуют всякие мероприятия в колледже. Энди легко найти: по вечерам он обычно играет в карты с барменом в «Митре», на Терл-стрит. Светловолосый такой.

— Кто? Скратч или бармен?

— Скратч.

Они пришли в комнаты.

— Если вы больше дружны с Пейсоном, почему поселились с Дабни? — продолжал вопросы Ленокс.

— Нет, боюсь, я неловко выразился. В нашей дружбе нет предпочтений, и мы хотели поселиться втроем в трешке, но вместе поселили только меня и Дабни. По-моему — но это строго между нами, — вмешалась мать Джорджа: у него лучшие апартаменты в колледже.

— Неужели?

— Да я хоть сейчас поменяюсь. Правда, ему там, пожалуй, одиноко, и он больше времени проводит у нас и в «Митре», чем дома. Чтоб было с кем поговорить. Пейсон — он общительный. Такие могут дружить с капитаном школьной сборной по крикету, при том что сами в крикет не играют. Я хочу сказать: люди к нему тянутся.

Ленокс не смог сдержать улыбку: сказано было метко.

В комнате ничего особенного не нашлось. Повсюду лежали книги, теннисные ракетки, разбросанная обувь, приличный ворох бумаг, испещренных латинскими переводами, и заметки, сделанные для семинаров. На одном листе бумаги с обратной стороны несколько раз было от руки написано: «Джордж Пейсон».

— Не подскажете, что бы это могло значить?

Стамп пожал плечами:

— Может, это Джордж от скуки расписывался? Я тоже иногда рисую на лекциях.

— Может быть, — согласился Ленокс.

В глаза бросалась довольно большая коллекция спичечных коробков.

— Дабни курит?

— Нет. Просто так собирал.

— Да, похоже: они все из разных клубов и баров.

— Помнится, он завелся, когда я стянул один.

— Странно.

— Да нет, я же говорил, Дабс частенько бывает не в духе.

Среди остальных вещей ничего примечательного не попадалось. Так, случайные мелочи. Факты повседневной жизни мало что говорили о Дабни, и портрет у Ленокса не складывался.

— А где вы нашли карточку «Общество „Сентябрь“»?

— Лежала сверху на стопке книг. — Стамп снова потянулся за коробком из коллекции Дабни, чтобы зажечь сигарету. — Всего за час до вашего прихода. Я сунул куда-то биографию Кромвеля — очень надеюсь, что она хотя бы там и лежит, — вот и полез искать у Дабса.

Тщательный осмотр комнаты был завершен. Ленокс взглянул за окно. Стемнело.

— Спасибо, вы мне очень помогли.

— Не стоит благодарности. Вы ведь найдете их, верно?

— Откуда вы родом?

Стамп откинул с лица волосы.

— А что? Я из Лондона. Почему вы спрашиваете?

— На вашем месте я провел бы выходные дома.

— Да почему?

— Двое ваших лучших друзей исчезли. Я предлагаю проявить осторожность, не впадая в панику. Осторожность в любом случае не помешает. Дело непростое.

Изумлению Стампа не было предела.

— Ничего себе. Возможно, я так и сделаю, — ответил он и снова повторил: — Ничего себе.

Он проводил Ленокса вниз, до выхода во внутренний дворик. Чарлз на прощание взглянул молодому человеку в лицо и понял, что вопреки его совету тот запаниковал.

— В полицию обратишься? — спросил Мак-Коннелл, поднося к губам кружку пива.

— Не думаю. Нет, во всяком случае, пока. Прошло всего полтора дня, убедительных доказательств, что дело нечисто, нет. Исходя из того, что нам известно, они могли просто укатить в Лондон. В чем я, однако, сомневаюсь.

Часы показывали семь, лиловые сумерки сгущались в непроглядную темень. Ленокс вдруг почувствовал, как разом навалилась усталость: его день начался слишком давно.

— Да уж, — подхватил Мак-Коннелл. — Закалываешь кошку, смываешься гульнуть на Парк-лейн — обычное дело.

Доктор облачился в серый шерстяной костюм, один из тех, без которых невозможно представить оксфордскую профессуру. Из нагрудного кармана выглядывал платок в крупную клетку — символ шотландского происхождения. Мак-Коннелл был по-прежнему привлекателен: крепкий, подтянутый, со здоровым румянцем, говорившем о привычке проводить много времени на свежем воздухе. Только потухшие глаза его старили.