— А Зуб нам яйца не оторвет за то, что мы ее сюда пустили?

— Оторвет, если выпустим, — это точно… О, идет! Закрыли базар. Доставай пузырь!

Появилась хмурая Полина и собралась было ложиться спать, но Паваротти поймал ее за руку:

— Чего невеселая, девушка? Мы с Форафоном старались-старались, хотели тебе удовольствие доставить, а ты грустить вздумала? Может, сто грамм примешь? «После того», так сказать…

— Лучше бы «до того» налили… — буркнула она.

— Точно! — вздохнул Паваротти. — Ну, не догадались, прости великодушно. Так как, примешь?

— Ладно…

— Во! Это по-нашему! Ты же классная баба, хотя и в очках. Форафон, где огурчики? Внимание — разливаю! Видела, в темноте — и как в аптеке! Ну, за любовь и дружбу!

Выпили, закусив солеными огурцами с черным хлебом.

— Нормально, да? — положив руку на плечо Полине, произнес Паваротти. — Пошла по жилушкам! Ну что, повеселее стало, а?

— Меня чуть не убили сегодня, Костя потерялся, — простонала Полина. — А ты — веселее!

— Ну, насчет Коси — это фигня, никуда не денется, — отмахнулся Паваротти, решив держаться подальше от этой темы. — А вот насчет того, что тебя чуть не убили, — это мы не слышали. Надо было сразу сказать, е-мое!

— Конечно! — горячо поддержал другана Форафон. — Мы с этим делом разберемся. Рассказывай!

— Налей еще, а? — попросила Полина.

— Как скажешь, без проблем! — Паваротти быстренько набулькал еще сто грамм.

— В общем, я сегодня без четверти девять приехала. Уговаривалась по телефону, что меня должен Костя встречать. И только в самом крайнем случае — отец. Приезжаю — ни того ни другого. Стала ждать — ни фига. Спасибо, подвернулся Юра, вот этот, что на печке спит, который побольше ростом. Донес до частника сумку. Оказалось, что ему в ту же сторону. Помог и до квартиры добраться. Ну а потом ушел по своим делам куда-то, даже чай пить не остался… А я стала с матерью разбираться, почему меня не встретили. Оказалось, что Костя отцу неправильное время назвал, на час позже — 21.45…

— Перепутал, наверно, — предположил Паваротти, хотя прекрасно знал, почему так получилось.

— Может быть, — проворчала Полина, — только что-то сомнительно. Он должен был меня сам встретить. На нем долг висел, понимаете? Пять тысяч баксов! Ему их надо было сегодня же и отдать. То есть уже вчера. Иначе… Сами знаете что. И я ему их привезла, а он не пришел почему-то. Понятно, почему я так волнуюсь?

— Около дела… — произнес Форафон.

— А может, он где перезанял и отдал? — спросил Паваротти. — Подвернулся спонсор, так сказать…

— Не подвернулся, — убежденно произнесла Полина. — У него на столе записочка лежала для меня. Мать показала, хотя и не поняла в ней ни фига. Он написал: «Позвони Варе, скажи, что все будет завтра». И телефон оставил. А я знаю, что «Варя» — это не девушка, а мужик, которому он задолжал. Я позвонила, передала, как Костя просил, а Варя этот самый сказал: «Завтра будет поздно, девушка. Если хотите, чтоб у вашего брата все было в порядке, постарайтесь успеть до полуночи». И адрес дал, куда ехать. На «Войковскую».

— И ты, дура, туда с пятью кусками поперлась?! — изумился Паваротти. — Без подстраховки?! Извини, подруга, но так даже самые глупые лоханки не делают!

— Дура я, это точно, — пьяно кивнула Полина. — А что еще делать было? Я позвонила Толяну, а его дома нет. Рината тоже на месте не оказалось. А времени всего ничего. Взяла и поехала одна.

— Храбрая, однако! — уважительно произнес Форафон. — Я бы, блин, даже на такую дешевую «стрелку» один не пошел.

— «Дешевую»! — передразнил Паваротти. — Ты вообще-то держал пять тыщ баксов в руках когда-нибудь?

— Я не держал, хотя и это не деньги, — пробурчал Форафон.

— Ладно, — отмахнулась Полина, — в общем, поехала я туда. Села в автобус рядом с домом — а там Юра. Тот, с вокзала. Сделал вид, что меня не заметил, я тоже. Доехали до метро — опять вместе, но не общаясь. Потом вроде бы в разные стороны поехали, он в центр, а я по кольцевой, потом по радиусу. Приезжаю на «Войковскую», жду автобуса. А потом опять он подходит!