Помнится, Ксения беспокоилась о нефедовском сердце: да он и сам знал, что сердчишко у него в последнее время пошаливает, особенно когда Ксения требует от него совсем уж головоломных сексуальных фокусов. Не молоденький… «А ведь это спасение, — мелькнул проблеск надежды. — Загреметь в больницу, а тут пускай разбираются без меня». Но, как назло, сердце именно сейчас стучало ровно, не осложняя жизнь перебоями. Кроме того, какое же здесь спасение? Ну, допустим, попадет Алексей Романович в больницу… в тюремный лазарет. А дальше что? Держать там вечно не станут: рано или поздно, все равно вытурят. Есть ли смысл во временной передышке? Рано или поздно за свои ошибки придется нести ответ. Придется идти на суд… Страшный суд. Для кого-то, может быть, он наступает после смерти, но Нефедов в загробную жизнь не верит. Все суды для него — на этом свете. Здесь и сейчас.

Другому на месте Нефедова могли бы облегчить состояние слезы. Но заплакать он был так же не в состоянии, как приказать своему обросшему жиром, но еще вполне полноценно перекачивающему кровь сердцу выдать приличествующую возрасту аритмию. Поэтому он всего лишь заперся здесь у себя в кабинете и пытался как-то справиться с накатившим несчастьем, то бессмысленно глядя в одну точку, то принимаясь в панике бегать, грузно топоча большими старческими ногами, из угла в угол. Легче не становилось. «Может, легче станет после суда?» — пришла неожиданно дурашливая мысль. Ну да, конечно, легче… Когда все будет кончено. Когда терять будет нечего.

Нефедов поморщился. Встряхнулся. Как бы то ни было, дальше отсиживаться взаперти становилось бессмысленным. Пора было встречать заслуженную расплату лицом к лицу.

«Но, может быть, все еще обойдется?» — понадеялся Нефедов. Подобно большинству нечестных людей, всех остальных представителей рода человеческого он тоже подозревал в нечестности. Или, как минимум, в недобросовестности.

Много ли накопают против него эти москвичи? Были у него и раньше проверки. Приезжали и уезжали. А Нефедов оставался. И все шло по-прежнему…

Нефедов решил не сдаваться. Еще посмотрим, кто — кого!

Александрбург, 4 апреля 2006года, 09.00–18.40.

Владимир Поремский, Владимир Яковлев, Галина Романова

В Александрбурге москвичи, то есть Володя Яковлев, Володя Поремский и Галя Романова, первым делом посетили место происшествия. Иными словами, место инкриминируемого Валентину Баканину убийства Рубена Айвазова и его семьи. Яковлев, Поремский и Романова были готовы к тому, что ничего здесь не найдут, точнее, найдут отремонтированный коттедж и приведенную в порядок территорию, где изгладились все следы совершенного здесь преступления. Ведь немало с того октября воды утекло! Но, как ни удивительно, дом Айвазова встретил их почернелыми от огня стенами, провалившейся крышей, лишенной хозяйской ласковой руки землей, на которой неровно, с проплешинами, пробивалась первая трава. Очевидно, никому не было дела до участка Айвазова: надо полагать, человек, занявший его место на посту директора «Уралочки», не столь добросовестно исполнял свои обязанности, если позволял пребывать в заброшенности этому лакомому куску, способному принести доход. А может быть, никто просто не захотел покупать коттедж, потому что все избегали места, где произошло убийство? Развалины на самом деле производили тягостное впечатление: кажется, даже призракам было бы неприятно здесь селиться. Не отмечалось здесь следов пребывания бомжей, которые вообще-то к местам ночевок непривередливы. Птицы и те облетали айвазовский участок.

Вступив в эти неприветливые пределы, москвичи некоторое время подавленно молчали, будто на кладбище. Венок бы возложить, да только куда? В пределах этого участка нет могилы; он весь как большая могила… Однако постепенно гнетущее чувство развеялось, сменившись нормальным рабочим настроем. Воскресить убитых они не в состоянии, от оплакивания Рубена, Милены и Оксаны тоже мало толку. Главное, что они могут сделать во имя памяти погибших, — спасти невинно обвиненных живых. И отыскать убийц, разумеется.

Теперь уже без стеснения Галя и два Володи ходили по дому, давя ногами похрустывающие следы давнего пожара, сверяя собственные впечатления с первым протоколом осмотра места происшествия. И не однажды они заочно сказали «спасибо» следователю Виталию Петренко: судя по тому, как точно и дотошно написан протокол, как своевременно были опрошены свидетели, как корректно составлены все документы в начале дела об убийстве Айвазова и его семьи, следователь Петренко — отличный, добросовестный работник, для которого главное — не найти побыстрее того, на кого можно было бы свалить убийство, а обнаружить и обезвредить настоящего убийцу. Надо полагать, ему бы это удалось. Петренко уже начал копать в перспективном направлении, обратив внимание на служебную деятельность убитого… И вдруг — неожиданная остановка. Кто-то сверху перекрывает Петренко кислород: дело у него отбирают и перебрасывают другому следователю. Дальше в течение некоторого времени с делом происходит непонятно что: оно пребывает в заброшенности. Пока не произошло какое-то событие… Этим событием, по-видимому, стало чье-то желание убрать с дороги Баканина. Хотя следствие тщетно пыталось обставить свое ретивое поведение так, словно на то, что дело снова стало следственным, повлияло признание киллера — Петра Самойлова.

— Как-то непонятно у них все получается: почему Самойлов три месяца отсидел в СИЗО по другому делу и не признавался в убийстве, а тут вдруг признался? — вслух рассуждала Галя, выглядывая из окна второго этажа, пока два Володи копошились возле места, где были обнаружены трупы Милены и Оксаны Бойко. После городского дыма и суеты побыть за городом, подышать свежим воздухом было бы отрадно, если бы не здешняя мертвенная обстановка. Ни весной, ни первой зеленой травкой как будто бы не пахнет. Словно все запахи убил пожар.

— Да не убивал Самойлов, успокойся, — досадливо махнул рукой Володя Яковлев. — Взяли первого попавшегося из СИЗО и склонили к признанию. Благо, человек уже сидит, искать не надо! Ты разве не знаешь, как это делается у некоторых следователей, чтобы план по раскрываемости выполнить?

— Все-таки надо разобраться, убивал он или нет? Конечно, признание без доказательств ничего не значит, но…

— Вот ты, Галя, и разберись, — предложил Яковлев. — У тебя это отлично получится. А Поремскому я бы посоветовал побеседовать с Виталием Петренко. Толковый, чувствуется, парень этот Петренко! Может, он еще на какие-то версии наткнулся, которые не успел отразить на бумаге?