Неизвестно
Шрифт:
– Климат там какой?
– Чуть теплее и чуть влажнее, чем у нас. А вообще-то Океания разбросана широко - по обе стороны экватора: зима с летом сливается. Порядка двадцати тысяч островов - точно никто не подсчитал, около двенадцати миллионов населения.
– Но точно тоже никто не подсчитал.
Клерк вместо ожидаемой улыбки взглянул как-то обиженно, и его округлившиеся глаза усилили сходство с попугайчиком.
– Вы еще что-то хотели спросить?
– Почему остров Пасхи называется именно так?
– Ну, наверное.
В глазах клерка мелькнули удивление, испуг и мгновенно принятое стандартное решение.
Я понял, что он насторожился и готов разбудить «сытого бульдога», зевающего у звонка-«пиалы», - и разговор в любом случае окончится не в мою пользу.
Кисло-пресную компромиссность выражения моего лица понял и клерк:
– Желаете встретиться с представителем?
– С Шонером?
– Нет, Шонер на месте, в Океании. Его представляет Йозеф Кречинский. Он сейчас находится в городе. С ним есть мобильная связь.
– Да, конечно, и дайте рекламку этой. Зеландии. Извините.
– У вас есть мобильный телефон?
– Да как-то не обзавелся.
– Понятно. Обождите в вестибюле.
Я вновь вышел в вестибюль. На этот раз - со свернутыми мозгами. Наверное, если бы не привитая отцом привычка изначально не доверять рекламе, я бы все- таки затеял скандал. Радуга хорошего настроения потеряла цвета и стала делиться на темные и светлые полосы. Точнее, на темные и еще более темные, ибо светлые сливались с фоном и поэтому не существовали. Оставалось по сути единственное: для порядка встретиться с Кречинским и уезжать в родной городок. Но вспомнились обида и отчаяние, зловещей тенью сопровождавшие меня последние полгода, - и я решил идти до конца.
Лощеный клерк выскочил лично:
– Йозеф Кречинский готов встретиться с вами завтра в полчетвертого возле «Макдональдса» на Бангалоре. У него синие брюки!
КРЕЧИНСКИЙ
«Бангалор» оказалась бывшей площадью Максима Горького, а Кречинский был сорокалетним мужчиной с бычьей шеей и несколько увеличенным (видимо, за счет печени) животом. Он весьма неплохо владел русским языком, хотя порой вставлял в речь немецкие и польские слова:
– С деньгами всё будет в порядке. Пока никто не обижался. Туда довезем, обратно приблизительно через полгода, если остаться не захотите. Минск - Франкфурт - Сингапур - Лангкави - остров Шонера. Работа непыльная, разнообразная и интересная.
– Он так и называется - остров Шонера?
– Да, фатер Вильгельм выкупил островок и переименовал его в свою честь. У него там клиника и ферма. В подробности не имею права вдаваться. Три человека уже завербованы, вы - четвертый. Через неделю - отлет. Сдавайте документы, я помогу оформиться. И поезжайте домой сказать «ауфвидерзеен» близким.
– В чем будет состоять моя работа?
– Не волнуйтесь - управитесь. Кроме всего, фатер Вильгельм пишет научную работу по психологии, и ему нужны помощники и ассистенты. Вам приходилось заниматься научной работой?
– В институте.
– Значит, всё тип-топ. Там был штат, но знаете - ротация кадров. Вы верующий?
– Крещеный атеист.
Кречинский засмеялся.
– Вы способны жить в коллективе?
– Я успел сформироваться как гомо советикус.
Кречинский расцвел.
– Вы мне нравитесь. Вшистко бендзе в пожондку. Райское место - остров Шо- нера. Вы читали фантастику?
– Последние полгода я все больше читал объявления о возможной работе.
– Логично. У вас есть еще вопросы ко мне?
– Оплата, естественно.
– Сколько вы получали на последнем месте работы?
Я ответил.
– Шонер будет платить больше раз в десять. Это как минимум. Продовольствие тоже его. Полуфабрикаты, монопродукты, концентраты. Правда, готовить вам придется самим. Но при современной кухонной технике это не проблема. Продукты европейские; фрукты - прямо на острове.
– Обратная дорога?
– Вы же еще туда не приехали. Конечно, оплатит!
– Со мной будет заключен контракт?
– Вы мне нравитесь меньше, чем в начале разговора. У вас контракт с «Инкубом», и у нас контракт с «Инкубом». Если какие-то формальности будут иметь для вас смысл, можно заключить контракт по прилете на остров. Если желаете, составим прямо здесь. Но поверьте, слово Шонера надежнее любых бумаг.
Я понял, что мне лучше умолкнуть, и, мысленно каясь в том, что поддался разговорному очарованию Кречинского, несколько вымученно улыбнулся.
«Синие» брюки Йозефа на деле оказались перламутрово-фиолетовыми «хамелеонами» и при свете солнца имели цвет ближе к зеленому.