— Да, вот, к слову, о каше! — Велемила остановилась и махнула рукой девушкам, чтобы шли с добычей дальше. — Коли ты мне помог, надо и тебя на пир пригласить.

— Да как я помог? — возразил честный Стейн, хотя против приглашения на пир ничего не имел. — А других наших фелагов нельзя? — Он вспомнил о своих молодых товарищах, которым в этот веселый вечер предстоит сидеть в холодном, еще не протопленном гостевом доме и пялиться друг на друга, будто за два года похода не нагляделись. Теперь, когда они наконец попали в вик, где много красивых девушек, его возненавидят, если он пойдет веселиться один!

— Сколько у вас парней?

— Пойдут… ну, десятка полтора бы захотели, — осторожно ответил Стейн.

— Шеляг за всех — осилите?

— А чего же нет! Мы же с Олкоги! У нас этого серебра…

— Хоть с кашей ешь, да как бы не подавиться! — засмеялась Велемила над его хвастовством. — Тогда веди своих. Дорогу запомнил?

Помахав рукой, Велемила убежала в избу, где ее уже ждали девушки со своей добычей, а Стейн пошел в гостевой дом за парнями. По пути он крутил головой и смеялся — кто бы мог подумать, что их первый вечер в Альдейгье выдастся таким бурным!

Старшие ушли посидеть к свояку Святобору, челядь устроила себе пированье в хозяйской бане, выставив чарку на полок баннику, чтобы не сердился, а воеводская изба этим вечером безраздельно принадлежала молодежи. Стол был завален угощениями: жареных кур уложили в два корыта, расставленные на длинном столе, в широких мисках ждала квашеная капуста с конопляным маслом и луком, сняли рушники с остывающих пирогов, в больших горшках дожидалась каша с золотистой лужицей коровьего масла поверху. Припасы для пиршества девушки собирали все вместе, как и для пива, налитого в бочку.

Осталось дождаться парней, и вот те явились во главе со своим вожаком-баяльником, восемнадцатилетним Селяней, двоюродным братом Велемилы. Это был невысокий, круглолицый, крепкий парень с почти белыми волосами и очень светлыми, прозрачными глазами — сказалась чудинская кровь материнской родни. Курносый, некрасивый, он, однако, отличался бойкостью и сметливостью, а способностью говорить без умолку не уступал сестре и девушкам нравился, так что сожалеть о недостатке красоты причин не имел.

И пошло веселье. Прежде чем сесть, Селяня должен был для каждого из своих побрательничков выкупить место рядом с одной из девушек по его выбору; при этом он всячески расхваливал парня, а Велемила, наоборот, старалась его охаять или смутить.

— Кто охоч гулять, тот передайся к нам! — орал Селяня, войдя в избу, а парни толпились у него за спиной в просторных сенях, тянули шеи, пытаясь разглядеть угощения и высмотреть среди девушек за столом ту, которая больше нравится. — У нас молодцы есть хорошие! Первый молодец Синеберн сын Рановидов! — начал он со старших парней из наследников Любошичей, старшего рода ладожской волости. Имена эти Стейну показались странными, и он уже не смог угадать в них старые северные имена Снэбьёрн и Арнвид, настолько те изменились за несколько поколений бытования среди словен. — Синеберн Рановидович во всем горазд: ему быть не в меньших, носить шапку аксамитову, шубу бобровую, на шубе вотолу шелковую, а на шелку все звери лютые рыскучие, птицы певучие, травы растучие, цветы ползучие, лягухи прыгучие!

Девушки покатились со смеху, но Велемила, стоявшая уперев руки в бока, преграждая путь к столу, только тряхнула головой. К началу пира она принарядилась: теперь на ней была богато вышитая исподка, белая шерстяная верхница с короткими рукавами, отделанная полосами красного, с золотым шитьем шелка, на голове алая тканка, расшитая мелким жемчугом, восемь серебряных колец-заушниц, вплетенных в волосы у висков, а на груди блестели бусы в три ряда — из разноцветного стекла, хрустальные и сердоликовые. При свете многочисленных лучин все это сверкало, так что девушка казалась не то богиней из сказаний, не то драгоценным изделием.

— Что сказать про молодца? — прищурившись, она окинула взглядом своего двоюродного брата по матери. — На морозе-то красён, а как в избу зайдет, то раскис, как рассол! Его шапка не добра — как воронье гнездо, да и то не свое — в людях выпрошено, в ногах выкланено, еще хожено, еще прошено, по всей волости, до самого Ильмерь-озера!

— Да он не с пустыми руками пришел, а с подарочком! — пояснил Селяня, и Синята с поклоном передал Велемиле гребешок резной кости.

— Ну, тогда другое дело! — Она сразу подобрела. — Теперь вижу, каков собой добрый молодец. Чем нам его подарить? — Она обернулась к смеющимся девушкам.

— Чаркой золотой! — выкрикнула одна.

— У него есть! — Селяня махнул рукой.

— Шапкой куньей!

— У него тоже есть! — Селяня даже скривился. — А вы подарите его красной девицей — круглолицею, белолицею, говорливою, не спесивою!

— У нас девушки есть хорошие, они шерстью шьют, точно золотом. Какую выбираете?

— Держану свет Доброгостеву дочь! — ответил Селяня, вняв знакам, которые ему делал Синята.

Велемила посторонилась, и довольный парень занял место рядом с Держаной. Поскольку его род обитал в Ладоге дольше всех остальных, почти со всеми невестами он состоял в той или иной степени родства, и было сложно выбрать девушку, которая бы нравилась и при этом не была сестрой во втором или третьем колене.