Шрифт:
— Мы полюбили друг друга, — снова заговорил он. — Полюбили и хотим быть…
— Постойте, постойте, — досадливо махнул на него рукой Лев Анатольевич. — Не так быстро. Когда ж это вы успели, а?
— Сегодня, — промямлил Павлюков, пряча глаза с видом ученика, которого отчитывает строгий учитель.
— Гм… — Камакин задумчиво потер пальцами подбородок.
— Это любовь с первого взгляда, — сказал Павлюков, снова заливаясь краской.
— Ах вот оно что. — Камакин насмешливо кивнул. — С первого взгляда, значит. Что ж, это бывает. Редко, но бывает. И чего же вы хотите от меня? Благословения?
Профессор оторвал взгляд от пола и удивленно посмотрел на Льва Анатольевича:
— Но ведь Татьяна была вашей невестой!
— Кто это вам сказал?
— Как? — Павлюков совсем потерялся. — А разве… нет?
Камакин покачал головой:
— Нет. Скорее, я опекун. Как бы приемный отец.
Павлюков мучительно наморщил лоб. Он явно ничего не понимал.
— Я забочусь о Татьяне, хочу, чтобы у нее все было хорошо и чтобы она не совершала ошибок, — объяснил ему Камакин. — За некоторые ошибки приходится расплачиваться очень высокой ценой. — Он дернул уголками рта и добавил задумчивым голосом: — Порой даже ценой собственной жизни.
— Значит, вы не будете возражать, если я… если мы…
— Буду, — отрезал Лев Анатольевич. — Буду возражать, дорогой мой. Я не уверен, что Татьяна будет с вами счастлива. Вы же нищий, бессребреник.
— И что же делать? — растерянно спросил Павлюков.
— Для начала закончите работу над «осмием». Тогда я буду уверен, что вы обеспечите Татьяне достойную жизнь. А до этих пор даже не думайте о ней! Вам ясно? Даже не приближайтесь к ней! Вот так-то.
Павлюков медленно поднял взгляд от пола и посмотрел Камакину прямо в глаза.
— «Осмий» готов, — тихо произнес он.
— Что, простите?
— Я получил «осмий», — повторил Павлюков. — Еще сегодня утром.
— Получили! Так что ж вы…
— Я хотел окончательно все проверить и лишь потом рассказать вам об этом.
Камакина забила нервная дрожь.
— И как? Проверили? — спросил он, стараясь выглядеть спокойным.
Павлюков кивнул:
— Да. Все в порядке.
— И где же он, этот ваш «осмий»?
— Здесь, в лаборатории.
Лев Анатольевич принялся шарить взглядом по столам, уставленным пробирками и ретортами.
— Он в синем шкафчике, — спокойно сказал Павлюков.
Камакин оттолкнул профессора и решительным шагом подошел к шкафчику. Затем резко распахнул дверцы, исследовал взглядом содержимое шкафчика, оглянулся и спросил:
— Где?
— Пластиковый пакетик, — ответил Павлюков. — Прямо перед вами.
Лев Анатольевич взял с полки маленький пластиковый пакетик с маленькой стеклянной ампулой внутри. В глазах его застыло недоверчивое выражение.
— Это точно он?
Павлюков кивнул:
— Да. — Он посмотрел на недоверчивое лицо Камакина и улыбнулся. — А вы ожидали увидеть нечто экстраординарное?
— Гм… — только и сумел произнести Лев Анатольевич.
— Теперь я могу увидеться с Татьяной? — спросил профессор.
— Теперь? — Камакин сунул пакетик с ампулой в карман. Медленно подошел к профессору. — Теперь можете, — с улыбкой произнес он. Затем метнул взгляд в сторону окна и удивленно воскликнул: — А кстати, вон она сама!
— Где? — обернулся Павлюков.
Камакин взял со стола медную ступку и резко ударил ею профессора по голове. Тот рухнул как подкошенный.
Камакин посмотрел на лежащего на полу ученого и презрительно усмехнулся:
— Здесь, болван. В пяти метрах от твоего окна.
Он нагнулся и приложил палец к тощей шее Павлюкова. Жила потихоньку пульсировала — профессор был жив. Лев Анатольевич огляделся и стянул со стола какой-то провод, затем перевернул Павлюкова на живот, стянул ему руки за спиной и тщательно связал их проводом.
Яйцеголовый идиот еще не скоро очухается. А очухается — ничего не сможет сделать. Даже позвать на помощь, поскольку стены в доме звуконепроницаемые. Лев Анатольевич удовлетворенно вздохнул и вышел из дома.
3
Ночь была тихая и безлунная. Как раз то, что надо. Лев Анатольевич достал из кармана телефон, выщелкнул из справочника нужный номер.
— Hello! — приветливо ответили на том конце.
— Алло, мистер Тейт? — по-английски произнес Камакин.
— Да, я вас слушаю.
— Это Лев Камакин.
— О! — воскликнул мистер Тейт с такой добродушной радостью в голосе, словно говорил с женой или любовницей. — Здравствуйте, мой друг! Как ваши дела?
«Проклятые, вечно восторженные америкашки!» — пронеслось у Камакина в голове.