— Пардон, что прерываю! Александр Борисович, сейчас конец рабочего дня. Может, по пятьдесят граммов? У меня есть замечательный армянский коньяк.

— Нет, спасибо.

— Правильно, — кивнул Камакин. — Я тоже не буду. Коньяк располагает к интимности, а я предпочитаю не делиться самым сокровенным с представителями закона. Шутка!

Лев Анатольевич игриво прищурился:

— Итак, что вас ко мне привело?

Турецкий откашлялся в кулак и по привычке потер пальцами шею.

— Несколько дней назад убили вашего коллегу, — сказал он.

— Ах да! — кивнул вице-мэр. — Так вы по этому делу?

— А есть еще какое-то? — вскинул брови Александр Борисович.

Камакин, однако, ничуть не стушевался.

— Не знаю, вам лучше знать, — просто ответил он.

Они вежливо друг другу улыбнулись, ни дать ни взять — два старых приятеля.

— Я знаю, что во время вашего отсутствия Костюрин взял на себя вашу работу, — снова заговорил Турецкий.

— Ну не всю работу, а только часть. Всю бы он не потянул. Львиная доля документации дожидалась моего возвращения здесь, в кабинете.

— Пусть так, — согласился Турецкий. — И что, Валерий Аркадьевич хорошо справился с этой работой?

— Да, вы знаете, прекрасно справился!

— Да?

Камакин кивнул:

— Да.

— А что это была за работа?

Лев Анатольевич задумался, потом вздохнул и ответил:

— Боюсь, что это такие тонкости, в которых вы не разберетесь. Часть документов касалась культурных проектов, которые проводились под патронатом мэрии. Другая часть — гуманитарной помощи странам третьего мира… В общем, ничего особенного.

— А эта… работа — она никак не могла быть связана с криминалом?

Лицо Камакина оцепенело.

— Что? — холодно переспросил он.

— Простите, я не так выразился. Я хотел сказать: она не могла привлечь криминальные круги?

Камакин прищурил холодные глаза:

— Это каким же образом?

Александр Борисович пожал плечами:

— Ну не знаю. Я вот, например, слышал, что гуманитарную помощь часто разворовывают.

— Где это вы слышали?

— В газетах читал.

Лев Анатольевич неприятно усмехнулся.

— В газетах еще и не такую чушь напишут, — небрежно заметил он. — Ну посудите сами: кому нужны бинты и аспирин? Какие такие бабки на всем этом можно наварить?

— Бабки можно наварить на всем, — резонно ответил Александр Борисович. — Впрочем, я не спорю. Как говорится, вам виднее.

Несколько секунд они молчали, изучающе разглядывая друг друга. Первым заговорил Турецкий:

— Лев Анатольевич, как вы думаете, за что его убили?

— Если не ошибаюсь, на этот вопрос должны ответить вы, а не я, — сказал Камакин.

Турецкий пожал плечами:

— Я просто интересуюсь вашим мнением. Как знать, возможно, ваше предположение прольет свет на это запутанное дело.

— Даже не знаю, что вам ответить. Я слышал, что у него что-то там не клеилось в личной жизни. Какие-то проблемы с женой. Возможно, вам стоит поискать ответы на свои вопросы именно в этой области?

— Возможно, — согласился Александр Борисович. — А что именно вы слышали?

— Поговаривают, что у Валеры была любовница. Впрочем, это только слухи, и я бы не стал вам о них рассказывать, если б не такой страшный повод.

— Повод?

— Я имею в виду смерть Валеры.

— А-а, — протянул Турецкий. — Да, повод действительно жуткий. Может быть, вы и подробности его личной жизни знаете?

По лицу Камакина пробежала тень.

— Не поймите мне неправильно, — сказал Александр Борисович, — я всего лишь имел в виду, что… — Турецкий замялся, подыскивая нужную формулировку. — Вы ведь с Костюриным были друзья?

— Я бы не сказал. Мы были добрые приятели, но никак не друзья. Поэтому подробностей я не знаю. За подробностями вам лучше пойти к его жене.

Теперь Камакин говорил холодно и неприязненно, словно решил, что притворяться приветливым больше незачем.

— Позвольте поинтересоваться, Александр Борисович, у вас уже есть какие-нибудь версии?

— Кое-какие есть, — уклончиво ответил Турецкий. — Но пока это всего лишь предположения, не подтвержденные фактами.

— Ну это лучше, чем совсем ничего.

— Безусловно.

— Надеюсь, вы быстро поймаете этого подонка, — сказал Лев Анатольевич, поглядывая на часы. — Кем бы он ни был.