Шрифт:
– Дверь под прицелом держи, я сейчас. – Саша метнулся на второй этаж. Юзик, сидевший у окна, испуганно дёрнулся в его сторону.
– Спокойно, свои… Что видно?
– Толком ничего. Похоже – силы стягивают, вон там фары синие светили. – Юзик показал рукой направление.
Саша осторожно выглянул. Темнота, не видно ничего. И главное – он не знал, что там, за мельницей. Доверился Янеку – хоть бы спросил, есть ли за мельницей дорога, или там лес?
На втором этаже два окна, и находятся они довольно высоко над землёй. Беззвучно спрыгнуть не получится, к тому же не видно, что на земле под окнами, а то ведь так и ноги поломать недолго. Верёвку бы сейчас – попробовать спуститься. Но нет верёвки. Хотя… Ведь у него в сидоре провода, которые к подрывной машинке подсоединяются. Чем они хуже?
Только Саша подошёл к лестнице – спуститься на первый этаж, как там грохнул взрыв, следом – второй… Запахло взрывчаткой, потянуло дымом.
Он рванулся вниз. В двери мельницы ворвались несколько немцев. Уже с лестницы Саша дал длинную очередь. Немцы упали, не успев выстрелить в ответ. Вот суки, через дверь гранатами закидали! На первом этаже царил хаос – всё было перевёрнуто, в беспорядке лежали трупы немцев и партизан. Саша подобрался к Рогозину. Сержант был мёртв, голова размозжена осколками гранаты. Парни тоже не подавали признаков жизни. Саша подхватил пулемёт и поднялся на второй этаж. Здесь безопаснее, нет двери, хотя окна тоже позволят забросить гранату. Только темнота мешает и высота – от окон до земли метров семь.– Что с нашими? – спросил Юзик.
– Все полегли.
Из‑за кустов пустил струю огнемёт. Пламя на миг осветило местность.
Саша направил ствол пулемёта на огнемётчика, но пулемёт молчал. Саша попытался передёрнуть затвор, но его заклинило – видимо, осколки гранат повредили трофейный МГ. Саша выбросил бесполезное оружие в окно. Чёрт! Он же забыл взять на первом этаже сидор с проводами! Он колебался. Их осталось двое, а у немцев появился огнемётчик.
Первый этаж мельницы сложен из камней, и ему огонь не страшен, а вот второй – из брёвен. Подожгут ведь, сволочи!
Надо идти за проводами. Быстро перебирая ногами, Саша спустился вниз. Лестничный пролёт внезапно осветился пламенем, и раздался душераздирающий крик Юзика. Струёй пламени огнемётчик угодил в окно. На высокой ноте крик Юзика оборвался. Итак, он остался один. Саша подобрался к двери и дал автоматную очередь. Автомат неожиданно смолк – кончились патроны. Саша обшарил карманы парней, нашёл два полных магазина и заменил свой пустой. Так, с патронами негусто. Впотьмах нашёл свой сидор и поднялся наверх. Там уже горел пол, и едкий дым не давал дышать. Но самым паскудным было то, что оба окна были освещены пожаром. Теперь через них не выбраться – его заметят. Саша сплюнул от досады и спустился вниз. Держать под прицелом окна и дверь одновременно было затруднительно. А немцы могут подобраться поближе и повторить трюк с гранатами. Саша набросил лямки вещмешка на плечи. Если чудом удастся выбраться, подрывная машинка останется с ним. В дверном проёме показался немец. Из здания мельницы не стреляли, и немцы решили, что защитники погибли. Саша дал короткую очередь и укрылся за огромными каменными жерновами. И очень вовремя, потому что через дверь, крутанувшись, влетела граната. Саша бросился на пол, ладонями закрыл уши. Громыхнул взрыв, осколки ударили в стены и с визгом срикошетировали от жерновов. Сверху, со второго этажа потянулся дым. Лестница, а затем и часть первого этажа освещались неровным пламенем пожара. Сколько он продержится? Полчаса, час? Пожар разгорится, деревянный пол и стропила прогорят, всё это рухнет вниз и похоронит под собой Александра – если он раньше не задохнётся. Надо убираться, иначе можно сгореть заживо. Выбежать из двери и дать очередь на весь магазин, веером? Но дверь наверняка под прицелом, и на Александра найдётся меткий стрелок. С окнами ситуация не лучше. И отбиваться долго на мельнице не придётся – один магазин уже начат, другой полон. Есть ещё пистолет с шестнадцатью патронами в обоих магазинах. Если стрелять экономно, хватит на полчаса. Только немцы рисковать, штурмуя здание, не станут. Они подождут, пока пожар довершит дело, и последний защитник сгорит или задохнётся в дыму, и всё. А потом обшарят утром пожарище и уйдут. Внезапно стены мельницы озарились изнутри зеленоватым сиянием, мягким, колеблющимся светом. Саша обернулся. Неужели пламя пожара по лестнице добралось вниз? Но за каменными жерновами мягко светился шар – точно такой же, в котором исчезла та девушка. Как же её звали? Вроде Таней назвалась, хотя имя наверняка не настоящее. И чемодан с камнями забрала. Саша, не раздумывая, подбежал к шару и шагнул внутрь. Он хорошо помнил, что тот шар, на поле, стоял или висел над землёй считаные минуты, и раздумывать было некогда. Судьба или кто‑то неведомый предоставлял ему шанс, и надо было им воспользоваться. Стенки шара, бесплотные, светящиеся мягким зеленоватым светом, пропустили его и тут же, изменив свой цвет на бирюзовый, стали тускнеть. Саша стоял с бешено бьющимся сердцем. Где он сейчас окажется? В будущем? Вокруг полнейшая темнота. А он сам ничего не чувствует – ни боли, ни движения вокруг. Не пахнет дымом, и нет отблеска пожара со второго этажа мельницы. Через несколько секунд вокруг него снова мягко – сначала едва‑едва, потом всё заметнее и сильнее – засветились бесплотные стенки. Шар обрёл форму и стал видимым. Откуда‑то – вроде как со всех сторон или даже в его голове – прозвучал голос:– Мы выручили тебя. Верни то, что спрятал, и мы поможем тебе вернуться в твой мир. Шар будет на этом же месте в полночь каждые десять дней.
– Кто вы? – задал Саша вопрос.
Но стенки шара потускнели, и он бесследно исчез. Саша стоял на земле в открытом поле. В небе светились звезды. Было довольно прохладно, кое‑где в низинах лежал снежок. И – никаких следов мельницы в округе. Ни хрена себе?! Эта штука перенесла его на поле, откуда исчезла та девушка? Конечно, она не выполнила задание. То‑то вытянулись в удивлении лица тех, кто открыл чемоданчик и обнаружил в мешочках камни – только не драгоценные, а простые. Интересно, зачем они им? Ведь если они смогли создать такую штуку, вроде машины времени, на фига им драгоценности? Сами, наверное, могли создавать их тоннами или брать в других местах или временах – да в том же Средневековье. А впрочем, какое ему дело? Раз просят, стало быть – надо. Тем более награда была обещана поистине царская – возвращение назад, в своё время, в двадцать первый век. Странно звучит – назад, в будущее. Саша вдруг почувствовал, как остро он захотел домой. Вроде привык уже здесь вести свою войну, и о доме не вспоминал даже во сне. А вот – поманили пряником, и он на всё готов. И острое чувство в груди – он хочет вернуться домой. Он и так не раз рисковал своей шкурой и сделал многое, что не всем под силу. И теперь он хочет домой – ходить на работу, пить пиво, встречаться с женщинами, болтать с друзьями. А ведь он встречал друга в аэропорту! Как он там? Уцелел ли при взрыве? За чередой событий он ни разу не вспомнил о нем – хватало других поводов поволноваться. Саша устыдился. Эгоист! Поманили пальчиком, и он готов бросить всё – даже войну. Отряд без него теперь не пропадёт. Есть схрон с оружием и продовольствием, есть комиссар Покидько и старшина Шередин. Не маленькие, разберутся. Вот Рогозина и молодых партизан – Юзика, Часлава, Кастуся – жалко до слёз. Рогозин хоть пожить успел, а они? Саша вдруг поймал себя на мысли, что стоит в голом поле как истукан, и уже замёрз. Если «эти» как‑то за ним наблюдают, то наверняка потешаются сейчас. Как они это делают, и почему вмешались в события именно тогда, когда у него было безвыходное положение? Или именно поэтому? Саша сделал шаг по направлению к темнеющему невдалеке лесу, но потом остановился. В лесу холодно, до утра далеко. И не видно ни зги – как он ночью будет искать драгоценности? Во‑первых, надо вспомнить, где он их закопал. Во‑вторых – к чему спешка? До появления шара у него есть десять дней. А сейчас надо искать тёплый ночлег, практически – начинать жить с нуля. Ни крыши над головой, ни еды – прямо бомж. Александр направился через поле вправо. Насколько он помнил, там было село. Ему бы сейчас деревеньку поменьше – там все жители друг друга в лицо знают и всю родню до седьмого колена. Остаться незамеченным в такой деревушке невозможно, но и плюс в этом есть большой – там не расквартированы немцы. Иногда, правда, заходят полицаи, но без особого рвения. Деревушки нищие, поживиться нечем – тогда чего там делать? И партизаны в такие деревни заходили редко, разве что обогреться ночью. Из продуктов – одна картошка, да и то не досыта. В сёлах жизнь пооживлённее, побогаче. Кто половчее, поизворотливее – лавки свои пооткрывали с одобрения новых властей, мастерские. Там работали базары, на которых в ходу были и советские рубли и немецкие марки, но процветал натуральный обмен. Ты мне мешок муки, я тебе – золотое кольцо. И в сёлах жизнь как‑то теплилась. К тому же немцы организовали рабочие места, где платили зарплату – сельские управы, больницы. А тех, кто до войны работал на железной дороге, в водо‑ и электроснабжении, вообще обязали работать во благо великой Германии. Откажешься – пошлют в эшелоне на принудительные работы в Германию. В такое село шёл Саша. Шагал он быстро, ноги в сапогах уже замёрзли. Подошва у кирзачей тонкая, и на ноги не портянки бы хлопчатобумажные, а носки тёплые. Хоть и Белоруссия рядом, а климат на Смоленщине посуровее будет. Вон – снежок уже кое‑где лежит, а в лесу у партизанского схрона снега ещё не видели, и морозов не было. Саша подобрался к огородам, а потом решил, что продвигаться дальше ползком будет безопаснее. Нигде не видно ни огонька, окна ставнями прикрыты. Керосина для ламп или керогазов не было давно, свечи с начала войны тоже стали дефицитом и поднялись в цене. Потому люди с наступлением темноты спать ложились, как в стародавние времена. Саша подобрался поближе к одному из домов. Изба солидная, пятистенка, крыша «круглая», видно – живут здесь не из простых селян. В таких и немцы селиться могли. Саша пригляделся. Точно, перед домом стоял грузовик. Значит, ему тут делать нечего. Задами Саша прошёл мимо нескольких изб. Те, у дворов которых стояли немецкие машины или мотоциклы, обходил стороной. Он не собирался в этом селе портить или угонять транспорт, убивать солдат неприятеля. Немцы ведь могут в отместку провести облаву, расстрелять жителей. А их односельчане по злобе могут его выдать. Нет, сначала он отыщет спрятанное им же золото. А перед своим исчезновением можно и покуролесить. Видел он уже сегодня немецких часовых. Шинелишки тоненькие, поверх пилоток шалей и платков намотано, которые они у местных жительниц отобрали. Ногами в сапогах стучат непрерывно, согреваясь. Э, гадёныши, это ещё зимы не было! А придёт декабрь или январь с метелями, со стужами под сорок градусов – что тогда делать станете? Это вам не тёплая и изнеженная Европа, тут Россия‑матушка с её необъятными просторами. Саша присмотрел небольшую избёнку с покосившимся крыльцом. Из трубы вился дымок. Стало быть, печь топится, хозяин не спит. Саша постоял у избы, прислушался. Немцы побрезгуют ночевать в такой. И из живности, небось, только клопы да блохи. Но надо решаться. Саша постучал в ставни, а сам снял автомат с предохранителя и встал сбоку от дверей. Дверь распахнулась, что уже само по себе было удивительным. Селяне, напуганные войной, допрежь долго расспрашивали – кто такой да зачем. А потом отсылали подальше с богом. На пороге стояла старушка. На платье была накинута облезлая овчинная безрукавка.– Заходи, добрый человек.
Саша шагнул в тёмные сени, прикрыл за собой дверь.– Почем знаете, что я добрый? Может, я грабитель?
– Чего у меня грабить‑то? Да злые сейчас по ночам и не ходят, больше днём с повязкой полицая на рукаве. Ты проходи!
Старушка открыла дверь в комнату. Саша пригнул голову перед низкой притолокой, и всё равно приложился макушкой. С улицы, с морозца показалось – в комнате тепло, даже жарко.
– Ты раздевайся, мил человек.
Саша снял телогрейку.– Проходи, садись.
Саша уселся на скамейку у окна. Комната едва‑едва освещалась светом горящих поленьев в печи, просачивающимся из‑за неплотно прикрытой печной дверцы.
– Кушать хочешь?
– Не откажусь.
Саше было неудобно просить еду, но есть хотелось сильно. Банку консервов на двоих он съел ещё утром, почитай – сутки минули.
Он поставил автомат на предохранитель, рукавом обтёр запотевшую с мороза оружейную сталь и положил автомат на лавку, поближе к себе.
Старушка принесла чугунок, поставила на стол.– Чем богаты, не взыщи.
В чугунке оказалась едва тёплая варёная картошка. Саша и ей был рад, в три минуты съел пять крупных картофелин. Селёдочки бы к ней!
– Чаю хочешь?
– Хочу.
– Только у меня заварка из сушёной моркови.
Чай был красноватого цвета, непривычного вкуса, зато горячий. Саша прихлёбывал его из большой кружки, обжигаясь и дуя на поверхность. Зато быстро согрелся.