Незнанский Фридрих Евсеевич
Шрифт:
– Тебе бы такую даровую, – буркнул Гордеев.
– Поговорим лучше о тебе. Что натворил твой подзащитный?
– Это служебная информация, – надулся Гордеев.
– Как хочешь.
– Ладно, скажу по секрету. Костюм женский украл.
– Домушник, что ли? Мелковатое дельце будет.
– Сам ты домушник. Опер он. Вещдок замылил. И дельце не мелкое, а запутанное.
– Женский костюм? – засмеялся Турецкий.
– Женский костюм.
– Фетишист, что ли?
– Не знаю, я его пока что в глаза не видел.
– Да, Юра, интересная у тебя работа.
– А у тебя – отдых! – огрызнулся Гордеев.
– А главное, денежная, – продолжал подкалывать Турецкий. – Опер этот – сто пудов миллионер, я угадал?
– Много ты понимаешь. Ты хоть знаешь, например, что в Европе совсем не так?
– Что не так?
– Все не так. Государство платит адвокатам за защиту, а не обвиняемые.
– Ты это серьезно? – удивился Турецкий. – Впервые слышу.
– Абсолютно серьезно. И это общий европейский стандарт. Но только в уголовных делах.
– Понятно, – протянул Турецкий. – Но что немцу здорово, русскому – никуда не годится. Ты бы при таком раскладе, Юрка, давно по миру пошел.
– Я бы просто адвокатом не стал, – буркнул Гордеев.
Поремский распределил обязанности в деле об убийстве Смолякова просто и эффективно. Яковлева «важняк» отправил заниматься поездом и станцией Смоляковка, Золотареву приказал быть на связи и приготовиться в любой момент сорваться в дорогу, а сам стал дотошно изучать дело, которое прислали из Волжска.
Меркулов предупредил его о подоплеке событий, объяснив, что убитый, более чем вероятно, вез в Москву конфиденциальные документы. И эта версия быстро нашла подтверждение. Поремский, изучив материалы дела, сообщил шефу, что Смоляков работал в аналитическом отделе Волжского УФСБ. Значит, что? Значит, он был подчиненным Веснина. Это было слабым косвенным доказательством и, строго говоря, в суде никакой силы бы не имело, но заместителю генерального прокурора было не до суда. Главное, теперь Константин Дмитриевич был убежден, что Веснин курьера в Москву отправлял, и этот курьер – покойный Смоляков. Возможно, Веснин узнал о его ликвидации и решил сам спрятаться. Возможно, его самого уже держали на прицеле, и, может, теперь его тоже нет в живых.
Поремский доложил Меркулову следующее.
На жертве следователь, оперы и судмедэксперт насчитали четыре пулевых ранения, в том числе в голову – типичный контрольный выстрел. Рядом с телом нашли четыре гильзы. Калибр патронов был девять миллиметров. Киллер мог воспользоваться как пистолетом Макарова или Стечкина, так и автоматическим оружием, стреляющим патронами от ПМ (пистолета Макарова). Такие пистолеты-пулеметы есть на вооружении не только российского спецназа и некоторых подразделений милиции, но и у сотрудников ФСБ.
– Мотивы преступления? – спросил Меркулов для проформы.
И Поремский для проформы ответил:
– Вероятным мотивом убийства является: корысть, месть, ревность, желание скрыть убийство, а также врожденная склонность убивать.
– То есть любой вероятный мотив убийства, – хмыкнул Меркулов.
Поремский только пожал плечами. Меркулов хорошо знал, что в отличие от того же Турецкого Поремский человек гораздо менее экспрессивный, на интуицию никогда не полагающийся, и если у него на имеющемся материале покамест не было никаких выводов, то оставалось только принять это как данность.
Была еще одна странность, на которую обратил внимание только патологоанатом и указал в своем заключении. Дело в том, что Смоляков… улыбался. Не то чтобы он умер с улыбкой, но его лицевые мышцы не несли в себе гримасы напряжения, обычно свойственной людям, умирающим от огнестрельного ранения и, разумеется, чувствующим при этом сильнейшую боль. Здесь было что-то иное, будто Смоляков сам покончил с собой, приготовившись к этому, созрев и приняв собственное убийство как высшее благо. Разумеется, характер ранений подобное исключал. Кроме того, это была не чисто выраженная улыбка, скорее печать суммы эмоций: грусти, умиротворения и хорошего настроения, как ни удивительно.
Поремский сам внимательно выслушал патологоанатома (этот момент не показался ему пустяковым) и все досконально пересказал Меркулову. Что же такое происходило со Смоляковым перед смертью, что лицо его выглядело так, как выглядело? Меркулов сразу заявил, что это – ключ к разгадке убийства сотрудника Волжского УФСБ.
– Женщина? – сказал Поремский.
– Вот и узнай.
В результате старшему оперу МВД Яковлеву пришлось поездить. В поезде Москва – Волжск он не нашел ни одного свидетеля контактов пассажира Смолякова с другими пассажирами. Согласно билетам и сведениям из железнодорожной компьютерной системы с ним в купе (вагон был спальный) ехал еще один пассажир – некто Алина Сорокина. Кроме того, в вагоне-ресторане остался оплаченный Смоляковым счет на ужин двух человек. Два салата, мясо по-французски, красное вино без названия. Но ни обслуживающий персонал в вагоне-ресторане, ни проводники эту самую Сорокину Алину Сергеевну не помнили вообще, хотя на представительного молодого мужчину некоторые дамы внимание обратили и по фотографии Смолякова опознали.