— Ты чего, совсем борзой стал? С тобой нормальным языком разговаривают. Не хочешь, можем по-другому.

— Чего вам надо? — раздраженно спросил Юрий, понимая, что иначе от него сегодня не отвяжутся.

— Надо, чтоб ты нос не совал, а еще лучше отвалил в свою Москву, тут тебе делать нечего.

— Давайте я сам буду решать, что мне надо, а чего нет. А колеса прокалывать — это такая дешевка! — последнее сказал наугад, но понял, что попал в точку.

— А ты по бабам меньше таскайся, советчик хренов!

Этот незнакомец еще находил повод веселиться. Впрочем, какой это был незнакомец, уже представлял Гордеев, наверняка один из тех, с кем он встречался на той «вечеринке» в ресторане, где у него не получился разговор с адвокатом и местным паханом.

— А ты Журе своему передай, что таким макаром вы меня хрен возьмете.

— Какой Макар? — озадачился голос.

— Да ты передай, он сам поймет. Он, в отличие от тебя, наверное, книжки читал, пока не сел еще в первый раз.

— Не знаю никакого Журы. И Макара не знаю. И чего лепишь? Но мы тебя предупредили, считай, что время твое пошло. Долго ждать не велено.

«Ну вот, опять это „велено“! Ясное дело — Журавлев, это он здесь может „велеть“ или нет.

Тем не менее, несмотря на угрозы — а Гордеев прекрасно понимал, что по сравнению с настоящей опасностью прокол колеса — это семечки, — Юрий решил попробовать действовать осторожнее. И вообще поскорее завершить свое «сидение» в здании районного суда, под боком у Самохвалова. С помощью Людмилы или, напротив, без ее помощи, но тот, похоже, установил тщательное наблюдение за московским адвокатом. Вот даже и о сегодняшнем кратком свидании с ней им было известно. Хотя никого ведь из наблюдателей он за собой не заметил. Или это сработали прослушивающие приспособления?

Но если микрофон действительно установлен, то они знали наверняка также и о том, что он уже встречался с друзьями погибшего — Пашей Соловьевым и Левой Роговым, но тех же не коснулась месть бандитов. Или пока не коснулась? А ведь парни снова дали очень подробные показания по поводу происшествия. Это многоопытные адвокаты Васильчикова, да и сам судья Самохвалов, нарушая все судебные процедуры — да откуда же парням-то об этом знать, тем более что и адвоката со стороны потерпевшего не было, что явилось откровенным упущением следователя Зотова, если не сказать об этом хуже, — всячески сбивали их своими вопросами, подвергая сомнению буквально каждое слово. А поддерживающий обвинение помощник районного прокурора Моисеенков — что отчетливо видно из протоколов судебных заседаний — либо молчал вообще, либо отделывался незначительными комментариями, но опять же, так получалось, не в пользу потерпевшего. Словом, налицо был самый настоящий сговор, в котором участвовали все ветви правоохранительной, правозащитной и судебной властей.

В отдельные моменты у Юрия Петровича появлялись сомнения: а собственно, на что он рассчитывает в этом городе, где все раздавлено, в буквальном смысле, повальной коррупцией? И может быть, только адвокатское упрямство заставляло его продолжать проверку дела, по новой допрашивать свидетелей, тщательно изучать акты экспертиз.

Для уточнения нескольких деталей он, после звонка неизвестного, связался с отцом погибшего — Борисом Анатольевичем Кураевым, чтобы обговорить завтрашнюю встречу с ним, назначить время. Но отец покойного был чем-то явно расстроен или даже напуган — это Гордеев понял по его осторожному тону.

— У вас что-то не так, Борис Анатольевич? — спросил Гордеев и спохватился. — Я перезвоню, с вашего разрешения, минут через пять, можно?

— Звоните, — тяжело вздохнул тот.

Юрий вышел из гостиницы и позвонил из ближайшего телефона-автомата.

Печаль определенно слышалась в голосе Бориса Анатольевича.

— Вы разве не в курсе происшествия? — по-прежнему осторожно спросил он.

— А что случилось? Что-то серьезное? Нет, ничего не знаю, кроме того, что мне проткнули колесо в машине и снова предложили уехать к чертовой матери.

— Напали вечером на Пашу Соловьева… И жутко его избили. Перелом челюсти, ну зубы там, это уже мелочь. Общее тяжелое сотрясение мозга. Такое ощущение, что его кирпичом по лицу ударили, ох… — тяжко вздохнул Борис Анатольевич. — Не люди, а звери какие-то…

— В каком он сейчас состоянии? — У Гордеева что-то словно оборвалось в груди.

— Врачи говорят — в тяжелом. Он без сознания. Соседи нашли парня на лестничной клетке. Видимо, эти подонки его встретили у дверей дома, заволокли в подъезд и там уже избили до полусмерти. Что делать, что делать?.. Его мать на сердечных каплях держится. Моя Варвара Сергеевна вот только что пришла от нее и снова назад собирается, как оставить одну? Вы представляете, что делается?

— Увы, понимаю, Борис Анатольевич, — тяжко вздохнул и Гордеев. — Мне-то пока только угрожают, но я не сдаюсь.

— Слушайте, Юрий Петрович, — Кураев, показалось, почти плакал, — а может, бросить это ко всем чертям? Архипа уже не вернешь… С людьми они вон что творят, и никакая власть им не указ. Может, плюнем на судебный процесс?

— И это вы мне говорите, Борис Анатольевич? — почти возмутился Гордеев, но почувствовал, что его тон сейчас неправомерен — уж если старший Кураев до такой мысли дошел, значит, и он не верит ни в какую справедливость. И зачем тогда затевать споры-разговоры, которые, скорее всего, не принесут никакой ощутимой пользы семье погибшего парня? Так что, может, он по-своему и прав. Но это ему решать окончательно. Уже с утра Юрий готов был подавать кассационную жалобу и сегодня уточнил, что председатель областного суда завтра с утра будет у себя на месте.