Казарин ждал Тараторкина. И когда тот пришел, Юрий Фомич сразу накинулся на него с претензиями. Магнитофон фиксировал диалог. Начал Казарин.

— Ну вы что там, блин, охренели? Ведь у вас же в руках был, пощупали бы, устроили бы маленький базар…

— Да ты, твою мать, сам не велел трогать!

— Это разве я? Это шеф приказывал. Но вам-то ведь по хрену, вас это дело не колышет. Вас кто-нибудь трогает, а?

— Ну.

— Чего «ну»? Хоть одно замечание сделали? То-то, блин… Ездите, как ездили. А следак? Я чего говорил? Чего велел? Вспомни? Мугуш свое дело без вас знает, а от вас чего требовалось? Только базар, не больше. Скажешь теперь, не догнали?

— И не собирались догонять. Может, чего не поняли, хрен вас знает с вашим «надо», «не надо»… Вон этот их главный, который Турок, он опять к Хромому катал. О чем базар, не знаю, но Жура уверен, что по тому делу. А ведь закрыли.

— Мало ли что закрыли? Из Москвы команда была — возбудить по тем, помнишь?

— В Кривухе, что ль?

— Ты языком своим поменьше трепли.

— Боишься, кто услышит, да?

Вопрос был задан явно насмешливым и даже язвительным тоном.

— Это ты, козел, будешь потом бояться…

— За козла ответишь.

— Отвечу, но не перед тобой. Ничего, блин, не можете сами! Катаются они, блин… Ты теперь слушай сюда. Этот Турок, я уверен, тоже к Мугушу отправится. Лучше его взять до, но можно и после. И поставить прямой вопрос. Поймет — отпустить. Не поймет… ну, подержите немного, будем думать, что делать, сечешь?

— А сколько братанов надо?

— Это я, что ли, считать должен? Ты совсем… того?

— Кончай, Фомич, надоело!

Похоже было, что Тараторкин уже сердится на слишком наглый и напористый тон Казарина.

— Ах надоело?! Так валите все отсюда, и чтоб я вас на версту не видел! И Журе своему передай, куда я тебя послал! Надоело им, блин, ишь ты!

— Ладно, кончай глотничать, фильтруй базар, дело говори.

— А я уже сказал. И чтоб тихо было. Никакого шума, понял? Вам всем за него яйца оторвут. Усек?

— Ладно… передам…. А закопать нельзя?

— Кого?

— Ну… того? Как тех?

— А-а… Нет, Мугушу лишний хипеж не нужен.

— Все сказал?

— Можешь за мой счет пива выпить и вали.

— Не буду пить.

— Ну иди так…

А между прочим, показательный разговор. Яковлев подумал, что не зря он постарался с «жучком», запись качественная, а главное, почти все в ней понятно. Кроме какой-то Кривухи, которая словно напугала чем-то Казарина. Надо срочно дать ее послушать Александру Борисовичу. Это же все его касается в первую очередь! Смотри чего бандиты с ментовкой продажной удумали!..

Но Александр Борисович возвратился в гостиницу поздно — после визита к Печерскому и довольно долгого разговора с ним он заезжал еще в областной отдел криминалистической экспертизы, где нашли уголок с компьютером для прибывшего из московского ЭКЦ Мордючкова, чтобы Сергей мог в спокойной обстановке поработать со свидетелями. А ведь их было шесть человек. И к каждому нужен свой подход, чтобы свидетель не тушевался, а, напротив, полностью раскрывал свои способности и зрительную память.

Ему понравилась вдумчивая и довольно изобретательная Сережина работа. Из недомолвок, недосказанных фраз тот умел выуживать у свидетелей наиболее точные, по их мнению, черточки и характеристики. По сто раз переспрашивал, сам сомневался и заставлял сомневаться свидетелей, предлагал различные варианты, сам подсказывал, как ему казалось правильнее. В общем-то, довольно муторная работа, но она у Мордючкова получалась. Турецкий это отметил и возвратился в гостиницу, где сразу уединился с Грязновым.

Володя Яковлев, ничего не предполагая о дальнейших планах Александра Борисовича, решил отложить разговор с ним до завтра, до утра. Но отдал наушники и попросил прослушать информацию Поремского.

Тот выслушал диалог, сказал, что по большей части догадывается, о чем у милиционера с бандитом шла речь, и добавил, что Турецкого надо посвятить в это дело обязательно. Так, общими благими намерениями, они и закончили. Беспокоить начальство не решились, легли спать, чтобы утром заняться очередными делами.

Но утром узнали, что Александр Борисович еще на рассвете выехал в двадцать вторую колонию. Выехал один, ничего, естественно, не зная о том, что бандиты, с подачи этого Казарина, готовят там для него ловушку.

Оба Владимира кинулись к Грязнову, который брился и мурлыкал что-то себе под нос. Увидев обеспокоенных своих сотрудников, спросил, что случилось.

Яковлев без объяснений сунул ему наушники и включил запись на воспроизведение. Грязнов слушал молча, все более хмурясь.

Весь диалог не занял и пяти минут, но Грязнов за это время успел накалиться докрасна. Давно не видели его сотрудники в таком гневе.