— Мне уже лучше, — по-прежнему малоприятным ломким голосом сообщила она. И добавила громче: — На соседних лодках, кто виновен! Топитесь сами, теперь же. Просто советую, без приказа и яда в голосе… Потому что по возвращении на Гоотро всех проверю. Должна же я отвести душу.

Капли с сохнущих весел падали уже гораздо реже. Лоота села, резко повернула голову, бросила команду рулевому, полуобернувшись: возобновить движение. Счетчик ритма загудел, подчиняясь приказу. С борта соседней лодки кто-то нырнул в темную воду.

— Падаль за борт, — велела Лоота, указав на второго пострадавшего стража и молоденькую сирену. Усмехнулась и добавила, глядя в воду: — Акул я позвала.

— Лодка газура полным ходом спешит прочь, к северу, — виновато сообщила Ютэо, снова устроившаяся возле борта, на освободившемся после гибели гребца месте. — В ближнем проливе пусто, на воде только наши барахтаются. Их, как я понимаю, смяли таранным носом боевой лодки, но в большинстве люди живы и держатся.

— Не намекай на мои промахи, — устало ссутулилась Лоота. — Впереди акул нет. Погорячилась я, ну сказала, а делать-то не делала, да и не умею я звать этих тварей. Просто ощутила их за кормой… Рулевой! Разворот, идем к Ловушке. Одну лодку отослать с приказом принять на борт всех, кто попал в воду при крушении. Ютэо, ты не ощущаешь моря в Ловушке?

— С трудом, — виновато вздохнула сирин. — Там сплошные мели и скалы. Слишком все тесно и кучно.

— А я не слышу сирен, — горько и виновато призналась Лоота. — От собственной злости я изрядно оглохла. Надеюсь, к утру пройдет.

— Ты уж, деточка, больше так не дури, — ворчливо попросила сирин. — Мне спину прострелило, не отпускает. Я же храму вовсе неверна, как еще жива осталась… Я нашему сыночку помогаю, и никому более.

На корме шевельнулся сирена охраны, скользнул к Ютэо и сел рядом, бережно тронул пальцами спину, добыл целебную мазь. Спросил едва слышно, откроет ли сирин сознание, если он споет лечение. Лоота виновато присоединилась к целительству, изредка оглядываясь в сторону темных провалов воды в путанице каменного лабиринта Ловушки. Где-то там, в опасных мелких водах, затерялся Боу. Идти на больших лодках в Ловушку араави строго запретил… Значит, сыну придется искать друзей и бороться с врагами едва ли не одному. И где! Едва ли не в худшем месте всего западного морского пути по каналам Древа.

Ловушка Эха размером не превышает небольшой остров. Когда-то она наверняка и была таковым, но коралл, слагающий основу берега, по непонятным причинам стал гибнуть и разрушаться. Век за веком волны точили сушу, прозванную жителями соседних островов червивой. Иначе и не скажешь: вся изъедена ходами. Иногда надводными, порой — каналами разной глубины, местами — гротами, уходящими вниз, под поверхность. Надежно изучить Ловушку и составить полный ее план — невозможно. Каждый прилив и отлив меняют червивый остров. При низкой воде гроты становятся каналами, а каналы высыхают. Во время подъема уровня суша съеживается, тонет.

Ясным днем жители соседних островов решаются посещать Ловушку Эха, надеясь, что она оправдает свое название. Не только эхо накрепко вязнет в переплетении ходов и путанице скал. Рыба гибнет в быстро мелеющих приливных озерах. А на отливе обнажаются гроты. Порой штормы прячут в Ловушке весьма ценные следы кораблекрушений.

Ночью ни один здравомыслящий оримэо без крайней нужды не сунется в темные воды близ червивой суши.

Первым отказался от здравомыслия Тоими, еще вечером уверенно указавший рулевому своей малой лодки направление на Ловушку. Вода была высока, что весьма удачно. Лодка скользнула в скальный пролив и сгинула в тенях, растворилась.

— Для сирены гиблое место, — с дрожью в голосе шепнула жена Роола, прижимая к груди спящую дочь. — Здесь нельзя петь.

— Ваш муж мудрый человек, — так же тихо рассмеялся Тоими. — Он выбрал меня в хранители юной энэи, а я воспитывался в восточной крепости. Теперь могу без смущения признать, я был весьма буйным учеником, меня часто наказывали.

— Знаю. И что?

— В гротах петь опасно, — отозвался Тоими. — Но все мы, наказанные, не имели выбора. Акул надо отпугивать, ядовитых рыб отгонять, а съедобных — приманивать. Опять же, если постараться, голосом можно слегка вытянуть цепь. Так что я могу петь здесь сколько пожелаю. При должной осторожности.

— Редкий дар, — порадовался новости рулевой, позволив себе вмешаться в разговор. — Разрешите уточнить, а сирены газура будут петь?

— Едва ли они смогут совладать с эхом. Чаще меня на востоке наказывали только Боу, — охотно рассказал Тоими. — Он, кажется, даже научился снимать и позже снова надевать кандалы, голосом меняя то ли их форму, то ли размер, не скажу точно. Я справлюсь со сложным эхом, и наше дело не безнадежно. Держитесь широких каналов, не входите в те, своды которых смыкаются над головой. Будем кружить и ждать.

— Чего? — уточнил рулевой.

— Кого, так вернее спрашивать! Араави Граата, он на Гоотро, и он, уж не сомневаюсь, всегда узнает о бедах вовремя. Он обязательно спасет нас, — решительно заверил всех Тоими, слегка дополнив слова убеждением.

Молодой сирена провел руками по волосам и закинул голову, рассматривая темное небо. Старая луна, едва заметная в вышине, захлебывалась в зыбких водах ночи, она никак не справлялась с работой светил и не могла обозначить внизу врагов и друзей. Луна так отчаялась, что не отметила даже контур узких и опасных скальных коридоров. Тоими не сомневался, что до восхода прятаться будет несложно. А вот позже… Впрочем, сирена искренне полагал, что помощь подоспеет.