— Мне бы накрыться, а эта блядь утащила все пледы и по-завешивала ими окна.

Все же он встает и отправляется на поиски маловероятного одеяла. Его шатает. Слова шатаются тоже. Комната потеряла очертания, он только угадывает какие-то тени и вслепую огибает знакомые предметы.

— Кому холоднее, спрашиваю я вас, мне или дому?

И снова ссыпается в постель. Сворачивается пустой скорлупкой и вкладывает всего себя в тяжелый вздох.

— Меня клонит в сон, доктор, но мне как-то странно.

— Почему?

— Не в человеческий сон меня клонит. В звериный. Боюсь засыпать.

Механик опасается забираться в глубины, где живут его внутренние чудовища. И потому просыпается всегда как от удара. Мутными со сна глазами смотрит он, как врач медленно убирает стетоскоп в портфель и понимает, что тот нарочно тянет время, чтобы как можно дольше не приступать к отчету о состоянии больного. Бедный доктор, он так заврался, что врать разучился.

— У меня к вам просьба. Только обещайте, что выполните.

— Посмотрим.

— Убейте меня, доктор.

— Извините, вы о чем?

— Я прошу вас убить меня, покончить со всем этим…

— Опомнитесь, друг мой.

— Заклинаю вас всем, что вам дорого. Бывают же такие ядовитые снадобья…

— Даже отвечать не стану.

— Ладно, если вы не можете, позвольте Мунде. Помогите Мунде исполнить наше общее с ней желание.

— Вы не понимаете, Бартоломеу…

— Пожалуйста…

Торопясь с отказом врач не сразу замечает, что старик плачет. Бартоломеу всхлипывает без слез и так неслышно, что и сам не сознает, что с ним творится.

— Вы не понимаете, Бартоломеу, что ваша супруга… Знаете, что она мне сказала?

— И слышать не хочу.

— Ваша жена попросила, чтобы, если вы умрете, я бы помог умереть и ей.

Внезапно старик поднимает глаза к потолку, пытаясь удержать слезы. Он думает, что не расслышал. Просит португальца повторить, растерянно мотает головой.

— Вранье!

— Клянусь, она меня об этом попросила.

Механик пытается соединить слова и смысл. Мундинья, вечно грубая и раздражительная, вдруг захотела разделить с ним…

— Вы это сказали, чтобы меня отговорить?

— Я просто сказал правду.

— Почему вы никогда не делаете того, о чем я прошу? Недавно я просил, чтобы вы помогли мне помыться, вы отказались. И вот я опять прошу, а вам хоть бы что.

— Я готов искупать вас с ног до головы, лишь бы вы отбросили эти дурацкие мысли о смерти. Я вас отмою, вы станете снова красавцем, пойдете на улицу, подцепите девицу…

— Когда я в прошлый раз вышел из дому, вы меня унизили.

— Я?

— Пошли меня искать, будто я вовсе беспомощный…

— Я только хотел помочь…

— И помешали, — твердо отчеканивает Бартоломеу.

— Больше не буду.

— Да вы не поняли. В тот раз я пошел не за любовными похождениями, не за малолетками.

— Тогда за чем?

— Хотел найти кого-нибудь, кто сослужил бы мне эту хренову службу.

— Какую?

— Прикончил бы меня.

Он резко подносит ладонь к горлу и, будто ножом, проводит ее ребром по адамову яблоку.

— Однако, — с иронией замечает врач, — исполнитель, похоже, попался забывчивый.

— Да нет, я никого не нанял. Вышел, все понял и вернулся обратно…

Он понял, что не может умереть как попало. Нельзя разбрасываться последним сокровищем, которое ему осталось — собственной смертью.

— Пусть меня убьет белый!

Португалец хотел было возмутиться, уличить больного в расизме, но промолчал. Нет времени спорить, надо еще зайти в лазарет, к жертвам эпидемии.

— Не делайте глупостей и не говорите чепухи.

— А знаете, зачем я хочу умереть? Чтобы узнать, чем моя жена всю жизнь занималась, изменяла ли мне. Мертвым все известно.

Голос старика звучит торжественно, но Сидониу Роза, выходя на улицу и направляясь в пансион, не перестает улыбаться. За стойкой темного дерева дремлющий портье машинально протягивает ему ключ. Не глядя, врач бросает:

— Не тот.

Портье задумывается, покачивая связкой ключей. Он оценивает сообразительность постояльца и одновременно пытается понять, не снится ли ему все это.

— Тогда это что за ключ? — спрашивает он сонным голосом.

Не дожидаясь, пока портье разберется что к чему, доктор выхватывает у него из рук всю связку и мчится вперед по коридору.