Положение определённо становится критическим. Жанетт скоро возвращается с выставки в Швейцарии. Кому-то срочно надо что-то предпринять. Иоаким прекрасно понимал, что этот загадочный кто-то — не кто иной, как он сам. Вопрос только — предпринять что? Прежде всего — найти Хамрелля. Но он не видел своего подельника после банкета по поводу собственного сорокалетия в начале февраля (устроенного вовсе не так пышно, как он поначалу предполагал). В общем, мрак на всех фронтах. Деньги начали понемногу иссякать. Оставшиеся Кройер и Бацци пока не нашли своего хозяина. Кроме этого, были три рисунка Буше, но и тут пока ничего не наклёвывалось. Похоже было, что все доверчивые прохиндеи в южных районах Стокгольма переехали куда-то ещё.

Карстена во что бы то ни стало надо найти, сказал он вслух. Надо бы, конечно, позвонить в Гётеборг мечущему икру свояку и попытаться его немного успокоить, пока не найдено приемлемое решение. Может быть, ему надо самому найти сербских кузенов и попытаться выяснить, что они затевают. Он сидел на скамейке и сочинял самому себе мандат. Хамрелль подождёт. По крайней мере, до завтра, потому что сегодня вечером Иоаким встречается с его невестой. Нечистая совесть подсказывала ему новые аргументы: он не беспокоит Хамрелля, потому что к тому приехал сын из Южной Америки (хотя тот прибыл ещё в январе), он не звонит Эрланду, потому что это принесёт больше вреда, чем пользы. В конце концов, до приезда Жанетт осталось несколько дней, так что пусть подождёт.

В половине шестого Луиза застала сына со своим бывшим мужем на кухне, играющими в покемоновские карты.

— Мама, я выиграл! — закричал Винсент. — Иоаким совсем плохо играет. Я сдал ему карты с никудышными HP.

— Ни одного YX, — подтвердил Иоаким, — ни одной глянцевой. Сплошные Дитто, а с ними много не наиграешь.

— Мам, а он сказал, ты купила мне новые!

Пока Луиза доставала из сумочки подарок, Иоаким, воспользовавшись восторгами Винсента, смешал карты. Последние полгода он регулярно виделся с бывшей женой. Она очень помогла ему организовать юбилей, и его поразила мысль, что от его семейной жизни ничего не осталось, только она одна. С их общими друзьями он не виделся. Среди гостей вообще не было никого из старых знакомых. Поздравить его пришло пятнадцать человек, и среди них такая редкая птица, как порнозвезда Кларенс. Вечер в общем удался, хотя и был немного сумбурным, как всегда бывает, когда собираются незнакомые и полузнакомые люди. Тоста было только два. Луиза вспомнила их общую молодость, тактично воздержавшись от оценок, а потом говорил Карстен. Иоаким, мучаясь, слушал, как Хамрелль описывал его как в высшей степени надёжного друга, которому можно доверять безоговорочно. Лина, сидевшая рядом с говорящим, не смогла удержаться от улыбки. На банкете был и неожиданно свалившийся на голову Хамреллю его латиноамериканский сын Фидель. Этот восемнадцатилетний поклонник Кастро и будущий студент-медик, не знающий шведского и едва говорящий по-английски, занимал всё время отца, что давало Лине и Иоакиму неслыханные возможности для блуда. Зачем он приехал и сколько собирается здесь пробыть, так и оставалось загадкой.

— Мне на работу звонил твой приятель Карстен, — сказала Луиза, читая, как обычно, его мысли, — не знаю, где он раздобыл номер. Наверное, я обмолвилась на твоём юбилее, сказала, где работаю.

— Что он хотел?

— Искал тебя. Был очень недоволен. Говорит, у тебя отключён мобильник. Я ему сказала, что ты у меня, пасёшь Винсента. Он сказал, что это очень спешно, так что я дала ему домашний номер. Он не звонил?

Вообще-то телефон звонил, но Иоаким, к счастью, не взял трубку. Ничего хорошего этот разговор не сулил. Он включил мобильник и посмотрел на дисплей: семь пропущенных звонков. Три от Эрланда, остальные от Хамрелля.

— Ты ведь спишь с его подружкой? — прямо спросила Луиза.

— Может быть, да, может быть, нет. Значит, ты дала ему домашний номер?

— Он сказал, что это очень срочно. В подробности не вдавался.

— Номер узнать — ничего хитрого. Один звонок в «Эниро». Держу пари, что это его сынишка ему что-то наболтал.

— Боже мой, Иоаким… Сколько ей лет? Двадцать три?

— Двадцать два, если быть точным.

Даже на банкете они не могли удержаться… Так уж он устроен, как-то подумал он, невозможно бороться против своей сущности… Его тогда беспокоил Фидель, наверняка хорошо знакомый с карибской манерой ухажёрства. Он помнил, как тот поглядел на него, когда они с Линой вернулись якобы с перекура.

И что теперь делать? Просто сбежать? Карстен наверняка уже гонит машину, нарушая все правила, чтобы успеть в Эншеде и пробить череп своему неверному компаньону. Надо было уносить ноги, но он почему-то решил дожидаться судьбы.

— Понимаешь, я влюблён в неё, — сказал он. — Знаю, знаю, это звучит дико, но что делать… Может быть, просто признаться во всём Хамреллю?

— Нельзя влюбиться в двадцатидвухлетнюю девицу. Придумай формулировку получше.

— Плевать на формулировки. Я говорю правду.

— Я тоже влюблён, — сочувственно заявил Винсент. — Во фрекен Камиллу. Ещё как влюблён! Но я обещал жениться на маме…

— Надо позвонить Лине. Мы договорились встретиться вечером. В отеле…

— Как романтично!

— Моя жизнь — хроническая катастрофа, Луиза. А в довершение ко всему эта двадцатидвухлетняя пригородная принцесса вовсе меня не любит. Знаешь, какая моя главная проблема? У меня нет ни грамма самоуважения!

— Может быть… Винсент, ты не мог бы пройти в свою комнату на минутку? Нам надо поговорить!

— К тому же я и сестре устроил весёлую жизнь… Ввязался в афёру не с теми людьми, продал поддельные картины профессиональным преступникам…

Через несколько минут, если посмотреть со стороны, где Иоаким охотнее всего бы находился, ситуация выглядела вовсе не настолько критической. Посторонний наблюдатель заметил бы вот что: Винсент, погруженный в покемоновские карты, скрылся в своей комнате — пусть взрослые поговорят о своих взрослых глупостях. А у калитки в эту же секунду остановился оливкового цвета джип с двумя пассажирами. Один из них, молодой человек с едва уловимыми нордическими чертами, вступающими в непримиримый контраст с индейским цветом кожи и чернейшей шевелюрой, остался в машине. А второй, под два метра ростом, лысый и тучный, в потёртых тренировочных штанах, в несколько прыжков добежал до крыльца. Наблюдатель посчитал бы, что в его внешности нет ничего угрожающего — он совершенно не выглядел как обманутый муж, желающий отомстить своему обидчику и совершить crime passionel [145] .