Автор неизвестен
Шрифт:
И везирь поднялся и открыл потайную дверь дворца, ведшую к морю, и, пройдя по мосткам двадцать шагов, вышел к морю и увидал, что Марзуван близок к смерти. И везирь протянул к нему руку и, схватив его за волосы на голове, потянул за них, и Марзуван вышел из моря в состоянии небытия, и живот его был полон воды, а глаза выкатились. И везирь подождал, пока дух вернулся к нему, а затем снял с него одежду и одел его в другую одежду, а на голову ему он повязал тюрбан из тюрбанов своих слуг, и потом он сказал ему: «Знай, что я был причиною того, что ты спасся и не утонул. Не будь же причиною моей смерти и твоей смерти». — «А как так?» — спросил Марзуван. И везирь сказал: «Ты сейчас поднимешься и пройдешь между эмирами и везирями, и все они будут молчать, ничего не говоря, из-за Камар аз-Замана, сына султана».
И, услышав о Камар аз-Замане, Марзуван все вспомнил, так как он слышал рассказы о нем в других странах и пришел сюда в поисках его, но он притворился незнающим и спросил везиря: «А кто такой Камар аз-Заман.» — и везирь отвечал ему: «Это сын султана Шахрамана, и он болен и лежит в постели; ему нет покоя, и он не ест, не пьет и не спит ни ночью, ни днем. Он близок к смерти, и мы отчаялись, что он будет жить, и уверились в его близкой кончине. Берегись же долго глядеть на него и смотреть не на то место, куда ты ставишь ногу: иначе пропадет твоя и моя душа».
«Ради Аллаха, о везирь, — сказал Марзуван, — я надеюсь, что ты расскажешь мне об этом юноше, которого ты мне описал. В чем причина того, что с ним?» — «Я не знаю причины, — отвечал везирь, — но только его отец три года назад просил его, чтобы он женился, а Камар аз-Заман отказался, и отец разгневался на него и заточил его. А наутро юноша стал утверждать, что он спал и видел рядом с собою девушку выдающейся красоты, чью прелесть бессилен описать язык, и сказал нам, что снял с ее пальца перстень и сам надел его, а ей надел свой перстень. И мы не знаем того, что скрыто за этим делом. Заклинаю же тебя Аллахом, о дитя мое, когда поднимешься со мною во дворец, не смотри на царского сына и иди своей дорогой: сердце султана полно гнева на меня».
И Марзуван подумал: «Клянусь Аллахом, это и есть то, что я ищу!» А потом Марзуван пошел сзади везиря и пришел во дворец, и везирь сел у ног Камар аз-Замана, а Марзуван — у того не было другого дела, как идти, пока он не остановился перед Камар аз-Заманом и не посмотрел на него. И везирь умер живьем от страха и стал смотреть на Марзувана и подмигивать ему, чтобы он шел своей дорогой. Но Марзуван притворился, что не замечает его, и смотрел на Камар аз-Замана. И он убедился и узнал, что это тот, кого он ищет, и он воскликнул: «Слава Аллаху, который сделал его стан подобным ее стану и его щеку такой, как ее щека, и цвет его лица таким же, как у нее!»
А Камар аз-Заман открыл глаза и стал прислушиваться к словам Марзувана, и, когда Марзуван увидел, что Камар аз-Заман прислушивается к его словам, он проговорил такие стихи:
Я вижу, взволнован ты и стонешь в тоске своей, И склонен устами ты красоты хвалить ее. Любовью охвачен ты иль стрелами поражен? Так держит себя лишь тот, кто был поражен стрелой. Меня напои вином ты в чаше, и спой ты мне, Сулейму и ар-Ребаб и Танум ты помяни. О, солнце лозы младой — дно кружки звезда его, Восток — рука кравчего, а запад — уста мои. Ревную бока ее к одежде ее всегда, Когда надевает их на тело столь нежное. И чашам завидую, уста ей целующим, Коль к месту лобзания она приближает их. Не думайте, что убит я острым был лезвием, — Нет, взгляды разящие метнули в меня стрелу. Когда мы с ней встретились, я пальцы нашел ее Окрашенными, на кровь дракона похожими, И молвил: «Меня уж нет, а руки ты красила! Так вот воздаяние безумным, влюбившимся!» Сказала она и страсть влила в меня жгучую Словами любви, уже теперь нескрываемой: «Клянусь твоей жизнью я, не краской я красила, Не думай же обвинять в обмане и лжи меня. Когда я увидела, что ты удаляешься, — А ты был рукой моей и кистью и пальцами, — Заплакала кровью я, расставшись, и вытерла Рукою ее, и кровь мне пальцы окрасила». И если б заплакать мог я раньше ее, любя, Душа исцелилась бы моя до раскаянья. Но раньше заплакала она, и заплакал я От слез ее и сказал: «Заслуга у первого! Меня не браните вы за страсть к ней — пометите, Любовью клянусь, по ней жестоко страдаю я. Я плачу о той, чей лик красоты украсили, Арабы и персы ей не знают подобия. Умна как Лукман она, лицо как у Юсуфа, Поет как Давид она, как Марьям, воздержана. А мне — горесть Якова, страданья Юнуса, Несчастье Иова и беды Адамовы. Не надо казнить ее! Коль я от любви умру, Спросите ее: «Как кровь его ты пролить могла?»И когда Марзуван произнес эту касыду, он низвел на сердце Камар аз-Замана прохладу и мир, и тот вздохнул, и повернул язык во рту, и сказал своему отцу: «О батюшка, позволь этому юноше подойти и сесть со мной рядом». И когда султан услышал от Камар аз-Замана эти слова, он обрадовался великой радостью, а ведь раньше его сердце встревожилось из-за Марзувана, и он задумал в душе обязательно отрубить ему голову. И теперь он услышал, что его сын заговорил, и то, что с ним было, прошло, и он поднялся и привлек к себе юношу Марзувана и посадил его рядом с Камар аз-Заманом.
И царь обратился к Марзувану и сказал ему: «Слава Аллаху за твое спасение!» А Марзуван ответил: «Да сохранит тебе Аллах твоего сына!» — и пожелал царю добра. «Из какой ты страны?» — спросил его царь, и он ответил: «С внутренних островов, из земель царя аль-Гайюра, владыки островов, морей и семи дворцов». И царь Шахраман сказал ему: «Может быть, твой приход будет благословенным для моего сына и Аллах спасет его от того, что с ним». — «Если пожелает Аллах великий, будет только одно добро», — отвечал Марзуван.
А потом он обратился к Камар аз-Заману и сказал ему на ухо, незаметно для царя и для вельмож правления: «О господин мой, укрепи свою душу и сделай свое сердце сильным и прохлади свои глаза. Той, из-за кого ты стал таким, — не спрашивай, каково ей из-за тебя. Но ты скрыл свою любовь и заболел, а что до нее, то она объявила о своей любви и все сказали, что она бесноватая. И теперь она в заточении, и на шее у нее железная цепь, и она в наихудшем состоянии, но если захочет Аллах великий, ваше излеченье будет делом моих рук».