И люди обрадовались мне, и радость их усилилась, и они пребывали в радости и веселье, и то я пел немного, то невольница пела немного, пока мы не пристали где-то к берегу. Корабль стал на якорь, и все вышли, и я тоже вышел. А я был пьян и сел помочиться, и одолел меня сон, и я заснул, а путники вернулись на корабль, и он поплыл с ними вниз по реке, и они не знали о моем отсутствии, так как были пьяны. Я отдал деньги невольнице, и у меня ничего не осталось, и они уже достигли Басры, а я проснулся только от солнечного зноя. И я поднялся в том месте и осмотрелся, но не увидел никого, а я забыл спросить хашимита, как его зовут, где его дом в Басре и как о нем узнать. И я впал в смущенье, и оказалось, что моя былая радость о встрече с невольницей — сон. И я не знал, что делать, и прошел мимо меня большой корабль, и я вошел на этот корабль и приплыл в Басру, и я не знал там никого и не знал, где дом хашимита. И я зашел к одному зеленщику и взял у него чернильницу и бумажку, сел и начал писать, и зеленщику понравился мой почерк. И он увидел, что на мне грязная одежда, и спросил меня о моем деле, и я рассказал ему, что я чужеземец, бедняк, и зеленщик сказал: «Не останешься ли ты у меня? Тебе будет каждый день полдирхема, пища и одежда, и ты будешь вести счета в моей лавке». И я сказал ему: «Хорошо». И остался у него, и привел в порядок его дела, и упорядочил его доход и расход, и когда прошел месяц, зеленщик увидел, что его доход увеличивается, а расход уменьшается, и поблагодарил меня за это. И он назначил мне за каждый день дирхем, и так шло, пока не кончился год, и тогда зеленщик предложил мне жениться на его дочери и стать его товарищем по владению лавкой, и я согласился на это. И я вошел к своей жене и стал сидеть в лавке с сокрушенным сердцем и умом, проявляя печаль, а зеленщик пил и звал меня к тому же, но я отказывался пить от горя. И я провел таким образом два года, и однажды, сидя в лавке, я вдруг увидел толпу людей, несших кушанья и напитки. Я спросил зеленщика, в чем дело, и он сказал: «Сегодня день людей состоятельных, когда выходят музыканты и юноши из людей богатых на берег реки, чтобы поесть и попить среди деревьев, на канале Оболле». И душа призвала меня посмотреть на гулянье, и я сказал про себя: «Может быть, если я увижу этих людей, я встречусь с той, кого люблю». И я сказал зеленщику: «Я тоже хочу этого». И зеленщик сказал: «Если желаешь, пойди с ними».

И он приготовил мне кушанья и напитки, и я пошел, но когда я достиг канала Оболлы, я увидел, что люди уходят. И я хотел уходить с ними и вдруг вижу — капитан того самого корабля, на котором был хашимит с девушкой, плывет по каналу Оболле. И я закричал, и капитан и те, кто был с ним, узнали меня, и взяли к себе, и сказали: «Разве ты жив?» — и обняли меня, и спросили, что со мной было, и я рассказал им. «Мы думали, что тебя одолело опьянение и ты утонул в воде», — сказали они, а я спросил их, в каком состоянии невольница, и они сказали: «Когда она узнала, что ты пропал, она разорвала на себе одежду и сожгла лютню и принялась бить себя по щекам и рыдать, и когда мы вернулись с хашимитом в Басру, мы сказали ей: «Оставь этот плач и печаль». И она ответила: «Я надену черное и устрою в этом доме могилу, и буду сидеть у могилы, и откажусь от пения». И мы позволили ей, и она пребывает в таком состоянии до сих пор».

И они взяли меня с собой, и я пришел в их дом и увидел невольницу в таком состоянии, и она, увидав меня, испустила великий крик, так что я подумал, что она умерла, и обняла меня долгим объятием. И хашимит сказал мне: «Возьми ее». И я отвечал: «Хорошо, но только освободи ее, как ты мне обещал, и жени меня на ней». И хашимит освободил ее и дал нам дорогие вещи, и много одежды, и ковры, и пятьсот динаров и сказал: «Вот сколько я хотел вам выдавать каждый месяц, но с условием, что я буду пить с тобой и слушать невольницу».

И затем он освободил для нас дом и велел перенести туда все, что было нам нужно, и я отправился в этот дом и увидел, что он завален коврами и материями, и перевел туда девушку. И потом я пошел к зеленщику и рассказал ему обо всем, что со мной случилось, и попросил его освободить меня от ответственности за развод с его дочерью и не считать это грехом. И я дал ей приданое и то, что было обязательно. И я провел с хашимитом таким образом два года и стал обладателем большого богатства, и вернулась ко мне та жизнь, какою я жил с невольницей в Багдаде, и Аллах великодушный облегчил наше горе, и осыпал нас обильными благами, и сделал исходом нашей стойкости достижение желаемого, и ему да будет хвала в этой и в будущей жизни, и Аллах лучше знает истину».

«Во времена Харуна ар-Рашида, халифа в Багдаде, жил один человек, купец, очень знатный, и был у него сын, по имени Абу-ль-Хасан. И дожил этот купец до преклонных лет, и пришла к нему смерть, — слава тому, кто не умирает! — и когда он умер, его сын Абу-ль-Хасан омыл его, и завернул в саван, и похоронил, и остался жить со своей матерью, а мать его была старая, преклонных лет, женщина.

Отец воспитывал Абу-ль-Хасана в достатке, неге и благоденствии, и когда он умер, Абу-ль-Хасан унаследовал все его богатства и земли, и к нему перешло все его добро и имущество. Отец Абу-ль-Хасана собрал эти сокровища своими трудами, в поте лица, ибо не получил их по наследству или другим путем, а вот Абу-ль-Хасана называли кутилой, так как он с малых лет любил веселиться и-пировать с теми, кто походил на него нравом. Отец при жизни удерживал его от многих проказ и выдавал ему только деньги, необходимые на его нужды, являясь как бы уздой против его кутежей и попоек. Когда же Аллах — велик он! — вынес свой приговор и отец Абу-ль-Хасана умер, Абу-ль-Хасан увидел в своих руках огромные деньги, унаследованные от отца, и начал водить дружбу с молодцами, такими же как он. Он стал тратить на них немало денег и забросил дело своего отца — торговлю, которой тот нажил все эти богатства, и предался мотовству и расточительству, веселясь и наслаждаясь. Но при этом он поступил наполовину как умный, а наполовину — как безумец: разделил свои деньги пополам и на одну половину купил земли, дома и имения, а вторую обратил в золотые монеты и стал расходовать; и он дал великую клятву, что не станет трогать доходов с земель, которые приобрел, а, наоборот, будет их хранить.

И Абу-ль-Хасан зажил, наслаждаясь весельем, и устраивая угощения и званые пиры для своих друзей, и ежедневно созывая певиц и музыкантш. Он проводил время за вином, едой и питьем, веселясь с приятелями, причем каждый день тратил больше, чем в предшествующий.

И так он провел целый год, а мать увещевала его и говорила: «О дитя мое, что постоянно течет, то быстро иссякает, а твои приятели, для которых ты устраиваешь пиры, ничем тебе не помогут, когда ты разоришься. Будь же осмотрителен в делах и подумай об их последствиях». Но Абу-ль-Хасан не обращал на нее внимания и вел себя по-прежнему, не слушая наставлений матери, и наконец его родительница, устав его увещевать и видя, что он не слушает ее слов, сказала: «О дитя мое, я последний раз говорю с тобой об этом. Послушай-ка, что сказал поэт:

А Абу-ль-Хасан встречал слова матери насмешками и издевками и смеялся над такими ее речами.

И вот когда таким образом прошел целый год, он как-то сунул руку в карман и убедился, что «дом пуст и место посещения далеко». Он не нашел в кармане ни дирхема, ни даже фельса, и иссякла целиком та половина его имущества, которую он обратил в золото и тратил, веселясь с приятелями. И когда увидел Абу-ль-Хасан, что в кармане у него пусто и там нет ни единого дирхема, он вернулся домой печальный, а приятели его, увидав, что он разорился, оставили его и удалились, и если кто-нибудь из них встречал Абу-ль-Хасана на улице, то переходил на другую сторону или отворачивался от него, чтобы тот его не увидел и не поздоровался с ним… И Абу-ль-Хасан расстраивался из-за этого все больше и больше и говорил: «Горе мне, глупцу и безумцу! Почему я не слушал слов моей матери и не внимал ее увещаниям!» — и скорбь его до того усилилась, что он расстался со сном и от горя и заботы не получал удовольствия ни от еды, ни от питья.

И когда его мать увидела, что он в таком состоянии, она опечалилась, и ее взяла жалость, и спросила она: «Что с тобой, о дитя мое, отчего ты удручен и печален и находишься в наихудшем состоянии? Для меня ясно, что твои деньги все вышли и тебе уже нечего тратить. Больше того, твои десять приятелей, узнав, что ты разорился, оставили тебя, и пропала у них охота тебя видеть, ибо они знают, что у тебя не осталось ни дирхема. Я ли тебя не увещевала, о дитя мое? Подумал ли ты о моих словах, что люди приходят к дереву в пору его расцвета и покидают его, когда плоды кончатся, вспомнил ли мои многократные наставления и убедился ли в истинности моих слов? Но не печалься и не горюй! Я благодарю и прославляю Аллаха великого за то, что ты разделил свои деньги пополам: половину извел на кутежи с друзьями — возместить их это дело Аллаха и твое, — а на вторую купил земли, и они сохранились. Вставай же, наберись бодрости; будь мужчиной и не возвращайся к своим дурачествам».