— Как попаду в экспедицию?

— Не довольно ли тебе шотландской водички? Не нравятся мне твои глаза.

— Как я попаду в экспедицию?

— У тебя сохранились старые рекомендации?

— Не имею понятия, что это такое, — фыркнул Матье.

— Ладно. Есть человек, который, пожалуй, устроит и бумаги.

— Черт… — Ник шарил в карманах, — табак кончился.

Вуд угостил его сигарой, принялся неловко чиркать картонными спичками, ломая их, и, вероятно, непослушные спички довели бы журналиста до бешенства, если бы Ник не пришел на помощь.

— Куда-то девалась моя зажигалка, — огорченно сказал Вуд. — На прошлой неделе брал интервью у одного дипломата, оставили обедать, развлекся немного, там, должно, и потерял. Я за нее выложил двадцать долларов в Гонконге. А может, и мой слуга украл, да не признается.

Ник не слушал пустую его болтовню, наслаждаясь сигарой.

— Сладко, — блаженно произнес Ник, — давно сигар не надкушивал.

— Так что скажешь?

— Насчет экспедиции? Что-нибудь скажу.

— Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх того, то от лукавого, как поучал Христос, — натянуто рассмеялся Вуд.

— Я все думаю про того беднягу… — молвил Ник, — и не скажу, чтобы очень нравилось…

— Впервые слышу, чтобы кому-то не нравились восемь тысяч и билет до веселого порта, где можно с полным брюхом сидеть на террасе уютного домика, обнимать девочку и любоваться морем, в которое уплывает наемный легион самоубийц.

— Опять? — вспыхнул Ник Матье.

— Извини, сынок, очень уж запали в голову былые приключения капрала из второго батальона в Эль-Маццоне. Недавно о них прослышал. По большому секрету.

— Номер в "Массауа", вы сказали?

— У тебя хорошая память. — Вуд вручил Нику несколько банкнот, взял расписку. — Капля за благоразумие. Море надо заработать. Сделай себя элегантным и валяйся в пансионе до завтрашнего полудня.

— У меня деликатный вопрос, — сказал Ник, — вы кого-нибудь любите всерьез?

Вуд интуитивно почувствовал, что это не шутка, и ответил:

— Женщину, которая меня родила. А что?

— Поклянитесь ею, что не приложили руку к гибели того мастера.

— А… понимаю. Клянусь. Послушай, не бери в голову таких мыслей обо мне. Прямо мороз по коже… Похож я на убийцу?

— Пожалуй, нет, — не сразу сказал Ник, — что угодно, но это, пожалуй, нет.

Ник встал и ушел, покачиваясь как прут на ветру.

Хриплый тотчас же шагнул к Вуду со словами:

— Хозяин, мне полагается пара монет за испорченный зуб.

— Твою рожу трудно испортить. Молись, что выжил. Говорят, этот строптивый малый двумя ударами на полгода уложил в госпиталь задиру Янсена, братца Магды-Луизы, когда тот имел неосторожность зацепить его. — Вуд обернулся к бармену: — Эй, мы уходим! Включай свою шарманку, пусть ребята прибегут и повеселятся!

Папаша Гикуйю поскреб курчавую голову, одернул жилет и робко, боком, волоча ноги, точно на них были свинцовые водолазные калоши, приблизился к журналисту, откашлялся, заинтересовавшись трещиной на стене, и молвил:

— Давно собираюсь просить вас, бвана… в былые времена вы проявили милосердие… всю жизнь с благодарностью…

— Не напрягайся, короче.

— Я боюсь.

— Чего? Пожара в твоем гнездышке?

— Меня не касается, о чем толкуют клиенты, но… если говорить о погоде, атмосферное давление изменилось, и я не хотел бы рисковать. — Губы бармена растянулись в жалкой улыбке.

— Хозяин, он меня раздражает, — подал голос Хриплый, выразительно похлопывая по карману своего пиджака.

— У него вспыльчивый характер, — кивнув на Хриплого, сказал Вуд бармену, — а у меня… ты у меня вот тут, — показал кулак, — со всеми своими потрохами и трогательными воспоминаниями.

— Да, хозяин, — тихо произнес Гикуйю, — виноват.

Громкий, стрекочущий звук пулеметной очереди внезапно раздался совсем близко. Начальник четвертого зонального управления уголовной полиции капитан Даги Нгоро вздрогнул, вскочил и тут же плюхнулся обратно в кресло.

— Что с вами? — рассмеялся комиссар, в кабинете которого они находились. — Проклятый пневмомолоток. Всякий раз, когда рабочие открывают пальбу по асфальту, я тоже ловлюсь на их удочку.

— Не могли проложить свой дурацкий кабель где-нибудь в стороне, — смущенно проворчал капитан, — разворотили всю улицу.

— Скоро закончат. — Комиссар снял куртку, вытер влажную шею платком, подошел к окну. — Весело работают, черти. Работы теперь хватает.

Он смотрел в окно, задумчиво покачиваясь с каблуков на носки.