Их Величество слез с моего плеча и теперь внимательно принюхивался к ящикам. Конечно, поклонники позаботились и о нем. Может, простить их за это?

В одном ящике были яблоки – нормально. Король тут же стал растаскивать их по квартире. Пусть, он же крыса. Вечно прячет свои припасы то под кроватью, то в диване. В другом апельси...

– Кто прислал апельсины? – Я разозлилась, как черт. Такое чувство, будто поклонники нарочно хотят отравить мой талисман! – У него аллергия на цитрусовые! Папа, выкинь!

Так вот недоглядишь, и прощайте, Ваше Величество. А это что за ящик? Ящик был аж с Крайнего Севера, так гласил обратный адрес. В ящике была соленая рыба. Они издеваются, что ли?

– Папа! – Мне было обидно за короля. Чем он заслужил, чтобы его травили? – Папа, ты зачем принял рыбу?! Забыл, как он поел семги, а потом пил, пил, чуть не лопнул?

Папа глянул в ящик, охнул и потащил рыбу и апельсины на помойку. В окно было видно, как на него со всех сторон набрасываются мои поклонники. Автограф, что ли, хотят взять у человека, у которого заняты руки? Ну-ну.

В остальных ящиках были продукты вроде приемлемые, и я позволила Их Величеству заняться дегустацией.

Запикали наручные часы – пора ехать на съемки. Я уже стояла в прихожей, умытая и одетая, папа завел «Линкольн», охрана разогнала поклонников и папарацци. Но тут Их Величество закапризничал. Он лег на спины и задрал лапки – хотел, чтобы почесали животики. Повзрослев, он стал кое-что понимать в крысиных радостях. С мамой ему было уже неинтересно, а больше нравилось общаться с людьми, ездить со мной на съемки, сидеть в кафе. Любил он, когда я дома пою и танцую только для него, и чтобы животики чесали. Король – он и есть король. Пришлось чесать.

Шестнадцать глаз умильно щурились, тридцать две лапки болтались в воздухе. Газетная заметка не врала, дружба с крысиным королем действительно приносит удачу, и я уже убедилась в этом.

– После съемок надо заглянуть в школу, – напомнила я Их Величеству. И пожаловалась: – Я ж ее до сих пор не закончила, с этой попсой все некогда.

Глазки продолжали жмуриться, а восемь голов синхронно кивнули.

На съемках Их Величество не вылезал из кадра. Мы снимали клип о крысином короле (типа он же мой талисман!), и король был весьма кстати. Ему нравилось позировать перед камерой. Режиссер хотел заставить его жрать черствые сухари и был наказан: сам же черствым сухарем и подавился. Я послала гримершу за ванильными, и дело пошло. Король сидел на столе и грыз ванильные сухарики из вазочки. Я пела на втором плане. Было здорово петь свою песню, сниматься со своим талисманом и осознавать, что ты – уже действительно ты. Светка, а не Тутси. Светка – мое сценическое имя. Мне нравится.

Кстати, Тутси еще поет в провинции, где нет больших безжалостных экранов, на которых виден ее косящий, полуслепой глаз. Я сделала для нее все, что могла: сохранила ансамбль, сочинила для прессы героическую историю о поврежденном глазе (якобы она спасла меня, когда я падала в оркестровую яму, но напоролась на смычок скрипача). А Тутси прислала мне расческу с острой ручкой. Надо послать ей свой диск с автографом, пускай позлится.

Режиссер, подавившись сухарем, стал шелковым. Клип сняли за два часа, и мы с королем поехали на вручение премии.

Премию давало какое-то общество защиты животных (Их полно. Я считала, но после седьмой премии сбилась.) Их Величество покорял администрацию этих обществ своим экстравагантным видом. Меня они уважали и премировали исключительно за любовь к крысам, которых, как они считали, вообще мало кто любит. Дураки!

Папа отвез нас в гостиницу, где вручалась премия, но в зал не пошел. Он всегда предпочитал ждать на улице, хотя его всегда звали присоединиться. Сам он говорит: «Люблю воздухом дышать», но мне кажется, он еще помнит тот день, когда его приняли за шофера. Видимо, смирился и не хочет больше провоцировать охранников.

Народу было, как всегда – полторы тысячи, меньше на вручения таких премий не собирают, а больше – не найдешь. Я окинула взглядом первый ряд, где сидели номинанты, и поняла: опять мы пришли рано. Номинантов оказалось человек двадцать. Пока до нас дойдут, два часа будем париться. Я села и приготовилась дремать. Их Величество свернулся у меня на коленях, требуя почесать животик. Я чесала, чесала и уснула. Проснулась, только когда вызвали на сцену. На этот раз дали «Золотого Айболита» – придумают же такое название! Но королю оно понравилось. Он обнюхал статуэтку и кивнул – можно не отказываться. Фотографы были в восторге! Они принялись ползать вокруг и щелкать Их Величество. Я смотрела, стараясь подавить зевоту – надоели. Сами, небось, кошек держат.

Ларисе я позвонила из машины, сказала, что еду. Она встречала меня на ступенях школы:

– Света, как дела?

Я пожала плечами: сама, что ли, не видит?

– А я решила, что тебе в десятом париться, иди-ка ты сразу в одиннадцатый. Экзамены выпускные сдашь сейчас – и готовься к институту. Зачем способной ученице зря столько лет терять?

Я кивнула: правильно, нечего мне терять столько лет. Сдам экзамены, поступлю в институт, закончу его за полгода и можно спокойно петь.