Никто не рассказал мне о падении Боба, что, по-моему, было неуважительно и подозрительно. С другой стороны, образ жизни так изменился, так много людей было вовлечено в его жизнь, что Боб уже ничего не контролировал. Посторонние люди взяли в свои руки его жизнь, и я не знала — а может быть, он и сам не знал, — что он ест или курит. Я до сих пор не в курсе, хотя за многие годы наслушалась историй о том, что происходило в мое отсутствие.

Я поехала в Питтсбург, хотя и знала, что случилось недоброе. Ночью мне приснилось, что Боб находится в каком-то месте, может быть, в госпитале, но окна там были забраны решетками, и у Боба на голове не было волос. Он подошел к решетке и хотел мне что-то сказать, но между нами были стальные прутья, и я проснулась с ощущением, что он выглядит как-то странно. Наутро я позвонила Марсии и Джуди и рассказала им свой сон, а потом решила позвонить в Нью-Йорк и узнать, что происходит. На звонок ответил ямайский журналист по имени Фриц, который занимался информационной поддержкой нашего тура. Я спросила у него:

— Фриц, что там творится?

Он лишь пробормотал:

— Ничего хорошего… До добра это не доведет.

Я начала паниковать:

— Что ты имеешь в виду? Что, черт возьми, происходит?! Что случилось с моим мужем?!

Фриц снова сказал:

— Это до добра не доведет, лучше бы они тебе рассказали.

Тут я разозлилась.

— Вот что, слушай меня внимательно, — заявила я. — Если с Бобом что-нибудь случится, вам всем придется отвечать! Что-то плохое происходит с моим мужем, и от меня скрывают правду!

Я бросила трубку и не находила себе места. Меня охватила настоящая паника. Через пару часов приехал Боб, нам сказали, что пора на саундчек, и я пошла в автобус, а там уже сидел мой муж, смертельно бледный.

— Боб, что случилось? — спросила я тихо. — Давай, расскажи мне. Что случилось? Ты не можешь спать? В чем дело, что вчера произошло?

Он отвел меня в сторонку и сказал:

— Дэнни Симс показал меня доктору, и тот сказал, что у меня рак.

У меня как будто сердце вырвали из груди. Я воскликнула:

— Не может быть! Что-то здесь не так, кто-то пытается причинить тебе вред. Давай уедем домой. — Я хотела увезти его немедленно; я настолько испугалась, что захотела спрятаться подальше ото всех, потому что было непонятно, кто друг, а кто враг.

Я выбежала из автобуса, нашла Марсию и Джуди и все им пересказала. Мы были в ярости:

— Представляете себе, Бобу поставили такой диагноз, и никто нас не вызвал!

Все подозревали неладное, но Боб сказал, что решено все равно провести вечерний концерт.

Но я заявила:

— Ни в коем случае!

Я выловила Дэнни Симса и закричала:

— Да как вы смеете? Это что, игрушки?! Как вы можете так поступать?

Потом я нашла Алана Коула и потребовала, чтобы он объяснил, что конкретно происходит. И тогда, наконец, он рассказал мне, что, по словам доктора, метастазы из ноги Боба проникли в мозг, и он все равно умрет. Поэтому можно продолжать тур, пока он еще жив.

Я вышла из себя и заявила:

— Нет!

Похоже, мне нужна была дополнительная поддержка, поэтому я побежала к телефону, позвонила матери Боба и попросила ее помочь мне и вмешаться. Я вызвонила Диану Джобсон, Криса Блэкуэлла и юриста Боба Дэвида Стайнберга и всех их попросила о том же. Я даже позвонила доктору Бэкону в Майами, и он сказал, что предвидел такой исход и мог его предотвратить, что рака можно было избежать. Я была опустошена. Я побежала назад к Дэнни и Алану и закричала на них:

— Вы должны отменить это шоу немедленно! Вы должны остановиться! Сейчас же!

Боб был помещен в раковый центр Слоун-Кеттеринг, там ему назначили лечение радиацией, из-за чего у него выпали волосы на лбу и на висках. Синди Брейкспир прилетела в Нью-Йорк, и мы по очереди заботились о Бобе с тетушкой и детьми. Однако после того как журналисты прознали о местонахождении Боба, об этом написали в газетах и сообщили по радио, поэтому Боб уехал из Нью-Йорка в госпиталь Майами в поисках более интенсивных методов лечения. Но все врачи как один говорили, что жить ему осталось считанные месяцы, что рак распространился на печень, легкие и мозг и продолжает прогрессировать. Боб вернулся в Слоун-Кеттеринг, где ему прописали химиотерапию. Волосы стали выпадать буквально клочьями. Боб волновался:

— Ой, да это опасно! А волосы вырастут снова?

Его успокаивали:

— Да, конечно…

Боб начал быстро терять в весе, и казалось, что он постепенно превращается в другого человека. Утром 4 ноября 1980 года он решил принять крещение. Я ему советовала покреститься еще с тех пор, как Его Величество император Хайле Селассие послал Аббу на Ямайку, потому что я крестила всех наших детей (не только моих собственных) в Эфиопской православной церкви. Когда мы позвали Аббу в то утро, он плакал. Мы все плакали. Боба крестили, и он принял имя Берхане Селассие, что означает «свет Троицы».

Вскоре после этого доктор Карлтон Фрейзер, ямайский медик и член «Двенадцати колен», посоветовал Бобу обратиться к доктору Йозефу Иссельсу, немецкому врачу, практикующему лечение запущенных форм рака. Я уехала на Ямайку, чтобы проведать детей и тетушку и подготовить их к серьезности ситуации. Когда я смогла их оставить, Боба уже положили в госпиталь в Германии, его отвезли туда доктор Фрейзер и Алан Коул. Когда я позвонила и попросила его к телефону, мне сказали, что ему удаляют гланды. Я поинтересовалась, кто кроме меня, ближайшей родственницы, мог позволить это сделать, и мне ответили, что разрешение дал мистер Алан Коул. Моей первой реакцией было: «Как он мог это допустить?» Потому что я считала, что стоит затронуть гланды, и Боб потеряет голос и больше не сможет петь, а этого могут добиваться только враги.