— Я не намерен протыкать вас насквозь ради доказательства моей правоты, но если бы проткнул, то вот это украшение — круглая шишечка на гарде — оставило бы на вашем теле именно такой след, на том же расстоянии от квадратной ранки.

Выпустив меня, он отступает на три шага и с легкой злорадной ухмылкой любуется моей реакцией. Затем продолжает:

— Согласно исследованиям Яна Стивенсона, [57] двадцать процентов людей, прошедших реинкарнацию, сохраняют на своем теле следы смертельной раны под видом родинки. Хотите знать, что я думаю? Муж Изабо убил вас, а потом выдал за английского солдата, и это вы были погребены под полом нашей трапезной.

Я судорожно пытаюсь удержаться над пропастью, которая разверзалась во мне по мере того, как он говорил. Нет, это всего лишь игра ума, и я не желаю верить в нее, превращая тем самым в реальность! Но, с другой стороны, такая гипотеза выглядит более почетной, чем вариант с трусливым бегством. Неужели Куртелен де Гренан простер свою супружескую месть до убийства? Неужели он внушил Изабо, что любовник бросил ее, а затем вынудил жену уморить себя голодом в башне?

Англичанин не спускает с меня глаз, наслаждаясь моей растерянностью.

— Почему вы не сказали мне об этом раньше?

— Да чтобы заставить вас действовать именем Гийома. Вы должны были очистить замок от своего присутствия, — вот в чем состояла главная цель. Теперь с уборкой покончено.

Я застегиваю рубашку, пристально глядя на него. Он сует мне за пояс шпагу с торжественной миной, в которой явно таится коварный замысел.

— Она ваша!

— По какому праву? Как вещественное доказательство?

— Как долг памяти.

Подходя к машине, я бросил прощальный взгляд на башню Изабо и подумал, что никогда уже не вернусь сюда, разве что на бумаге. Опишу или нарисую все это, а, может быть, даже и то и другое.

Накануне, следуя удивительному совету Жюльена, я отыскал в нашей электронной картотеке координаты Лидианы Ланж. Нищая художница, которую я некогда проверял по жалобе UURSAF, значилась теперь в списке самых состоятельных налогоплательщиков. За истекшее пятилетие ее творчество стало пользоваться бешеным успехом во всем мире, от Токио до Дубая, и она с великой радостью приветствовала меня по телефону. Ее картина «Небесная фантазия», которую я купил когда-то за восемьсот франков в галерее Аннеси, была последней из серии, принадлежавшей одному из ее друзей-коллекционеров; если бы я согласился ее продать, он с радостью заплатил бы за нее сто тысяч евро.

Я моментально предложил Коринне позволить себе роскошь — купить яхту и совершить кругосветное путешествие. Однако эта перспектива увлекала ее так же мало, как меня самого. Ее больные нуждались в ней, и едва перед ней открылись широкие возможности отъезда, как она полюбила здешнюю жизнь. Тогда я решил вложить деньги в покупку букинистического магазина, который собирался преобразовать в мастерскую художников-миниатюристов. Жюльен будет обучать меня этому искусству в мои свободные часы. А сам я намеревался уйти из налоговых органов и посвятить себя литературе, по советам моего начальника, господина Кандуйо, и моего психотерапевта. В конечном счете, как намекнул мне этот последний, моя творческая разработка образа Изабо и иллюзия, что она писала моей рукой, возможно, были всего лишь бессознательным проявлением писательского призвания, той тяги к слову, которую я частично удовлетворял библиофильством.

Я распрощался с людьми из замка и пустился в дорогу, к родному дому.

Коринна бросилась ко мне в объятия и жадно расцеловала, спрашивая, как прошла свадьба. Я обнял ее изо всех сил, со всем пылом моей любви, разбитой новым союзом средневековых любовников, которых только что вернул друг другу. Заразившись от нее желанием, я схватил ее в охапку и понес наверх, в спальню, но она со смехом вырвалась из моих рук и объявила:

— Нет-нет, господин Тальбо, держите себя в рамках! Было же сказано: только посленашей свадьбы!

Я положил ее в ногах постели. Она с недоумением взглянула на шпагу, торчавшую у меня из-за пояса, потом вдруг посерьезнела, посмотрела мне в глаза и медленно, озабоченно произнесла:

— Не мешало бы нашей Изабо существовать на самом деле.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что, если опираться на факты, мой будущий муж только что заключил брачный союз с бельгийцем-священником.

«БЕРРИ РЕПЮБЛИКЕН»

Номер от 8 июля