— Видимо, да, — кивнул Тэнго. — Где-то в закоулках своей головы.

— Как армейский трубач, который, даже погибнув, не выпустил трубы из рук? — с интересом отметила Куми Адати.

Тэнго молчал, не представляя, что на это ответить.

— Видимо, твой отец очень любил свою работу. Ему нравилось ходить по домам и собирать с людей взносы, да?

— Дело не в том, нравилось ему или нет.

— А в чем же?

— Просто он умел делать это лучше всего.

— Хм… Вот, значит, как? — Девушка задумалась. — Но тогда получается, он выбрал себе верный путь в жизни, разве нет?

— Возможно… — ответил Тэнго, разглядывая сосновую рощу. — Возможно, что и так.

— А вот ты, например? — спросила она. — Что ты умеешь делать лучше всего?

— Не знаю, — признался Тэнго и посмотрел ей прямо в глаза. — Ей-богу, не знаю.

Тэнго появился на пороге дома воскресным вечером, в четверть седьмого. Вышел во двор и огляделся, словно что-то ища. Повернулся налево, потом направо. Глянул на небо, затем себе под ноги. Но, похоже, не заметил ничего необычного — и быстрым шагом двинулся по улице. Пока его фигура не скрылась из виду, Усикава следил за нею через щель между шторами.

На сей раз Усикава решил не шпионить за Тэнго. Тот уходил, сунув руки в карманы неглаженых хлопковых брюк. Поверх свитера — потертый оливковый пиджак из вельвета. Волосы взъерошены. Из бокового кармана пиджака выглядывает пухлый покетбук. Видно, собрался где-нибудь перекусить. Ну и пускай идет себе куда хочет.

В понедельник Тэнго читает сразу несколько лекций. Об этом Усикава узнал, загодя позвонив в колледж. Да, лекции Каваны-сэнсэя с понедельника возобновятся согласно расписанию, деловито сообщила ему секретарша. Вот и отлично. Наконец-то парень вернется в свой обычный жизненный ритм. Судя по его характеру, вряд ли он сегодня поедет куда-нибудь далеко.

Ближе к восьми Усикава надел пальто, замотал шею шарфом, натянул вязаную шапочку до самых бровей — и, выйдя из дома, быстро зашагал по улице, бдительно поглядывая по сторонам. Тэнго еще не вернулся. Что-то слишком он долго, если собирался просто перекусить. Нужно быть осторожным — не столкнуться бы с ним нос к носу когда он вдруг пойдет домой. Риск, конечно, велик, но Усикаве позарез нужно было выйти на улицу прямо сейчас, чтобы закончить одно неотложное дело.

Свернув по памяти за несколько поворотов, миновав три-четыре знакомых ориентира и пару раз заплутав, он добрался-таки до парка с детской площадкой. Вчерашний шквальный ветер утих, и хотя вечер стоял не по-декабрьски теплый, в парке не было ни души. Еще раз оглядевшись — не смотрит ли кто, Усикава взобрался на горку, сел, оперся спиной о перильца и посмотрел на небо. Как и прошлым вечером, в небе почти на том же месте висела яркая, в третьей четверти луна. Вокруг нее ни облачка. А рядом с нею проступала вторая луна, поменьше. Чуть кривая и зеленоватая.

Значит, ошибки нет, понял Усикава. Он вздохнул и покачал головой. Это не сон, не мираж. Две луны — большая и маленькая — сияли в небе над голой дзельквой и никуда не исчезали. Словно со вчерашнего вечера так и ждали, когда же Усикава вернется на детскую горку и посмотрит на них. Они знали, что он придет сюда снова.

Будто сговорившись, обе затапливали мир молчанием, полным тайных намеков. Приглашали Усикаву разделить это молчание с ними. И прижимали покрытые пеплом указательные пальцы к губам.

Сидя на горке, Усикава скорчил гримасу, заставив мышцы разъехаться в разные стороны. Он хотел проверить, не появится ли в его ощущениях чего-нибудь странного. Но ничего особенного не почувствовал. Плохое ли, хорошее — лицо его вело себя так же, как и всегда.

Усикава считал себя реалистом — да, собственно, реалистом и был. Никакой метафизикой не увлекался.

Если что-либо существовало на самом деле — принимал это как реальность, даже если законами природы было не объяснить и логикой не проверить. Таков его главный принцип мышления. Не законы и логика порождают реальность, но реальность формирует законы и логику. А потому оставалось принять как реальность тот факт, что в небе теперь две луны.

О том, что случится потом, подумаем, когда это случится, решил Усикава. Стараясь не вдаваться в рассуждения, он бесстрастно взирал на две луны в небесах: большую желтую и маленькую, ущербно-зеленоватую. Пытаясь свыкнуться с тем, что видят его глаза. Я должен принять это как есть, повторял он про себя. Как такое могло случиться, он объяснить не мог. Но как раз в это пока можно не углубляться. Как на это правильно реагировать — вот вопрос номер один. Итак, принимаем, что видим, без всякой логики. А там и подумаем, что делать дальше.