На какую-то секунду двери Времени распахиваются внутрь. Сияние прошлого ослепляет, перемешиваясь с сиянием настоящего. Старый воздух сливается с новым. Тот самый свет, думает Тэнго. Тот самый воздух. Что мешало мне помнить их всю дорогу? Ведь это так просто. Ведь из них и состоит этот мир…

— Я так хотел с тобой встретиться, — говорит он Аомамэ. Голосом неуверенным, будто чужим — и все же своим.

— А я — с тобой, — отвечает она голосом Куми Адати. Граница между реальностью и воображением стирается. И чем дольше Тэнго пытается ее различить, тем сильнее кренится чашка с рисовой кашей, грозя расплескать его серое вещество.

— Я должен был отыскать тебя раньше. Но не смог, — признается он.

— И теперь не поздно. Ты еще можешь меня отыскать, — отвечает она.

— Но как?

Она молчит. Словно ее ответ не хочет обращаться в слова.

— Откуда ты знаешь, что я это могу? — говорит Тэнго.

— Но я же нашла тебя.

— Ты нашла меня?

— А ты найди меня, — отвечает она. — Пока позволяет время.

Белые занавески раскачиваются — яростно и беззвучно, как призраки, не успевшие сгинуть с рассветом. И это последнее, что проплывает перед глазами Тэнго.

Внезапно он понимает, что лежит на какой-то тесной кровати. Лампа погашена, через щель между занавесками пробивается слабый отсвет уличного фонаря. На Тэнго майка и трусы, на Куми Адати — только футболка со смайликом, под которой вообще ничего. Ее мягкая грудь упирается ему в плечо. В голове все ухает филин. Ночной Лес — у Тэнго внутри. Словно он вобрал его в себя — весь Лес до последнего деревца.

Даже в постели эта молоденькая медсестра не интересует его как женщина. Да и он, похоже, не возбуждает ее как мужчина. Куми Адати лишь обнимает Тэнго одной рукой да хихикает. Бог знает, что именно ее так смешит. Может, кто-то показывает ей карточку с надписью «Смех»?

«Интересно, который час?» — думает он. Поднимает голову, ищет глазами часы, но их нигде нет. Вдруг перестав смеяться, Куми Адати обнимает его.

— Я возрождаюсь! — Ее теплое дыхание касается уха Тэнго.

— Возрождаешься? — не понимает он.

— Ну, я ведь однажды уже умерла.

— Ты однажды уже умерла, — повторяет он.

— Ночью, когда шел холодный дождь, — добавляет она.

— Отчего умерла?

— От желания возродиться.

— Ну и как, получается? — уточняет Тэнго.

— Более-менее, — чуть слышно шепчет она. — По-разному…

Интересно, думает Тэнго. Что это может значить — возрождаться более-менее, да еще и по-разному! Его одурманенное серое вещество тяжелеет, наполняясь жизнью, как доисторический Океан. Но при этом никуда не его не зовет.

— Откуда появляется Воздушный Кокон?

— Вопрос некорректен, — отвечает сестра. — Хо-хо… Она ерзает, и Тэнго ощущает бедром ежик волос на

ее лобке.

— И что же нужно для возрождения? — спрашивает Тэнго.

— Главный принцип возрождения, — отвечает миниатюрная медсестра таким тоном, словно открывает страшную тайну, — в том, что возродиться можно только ради кого-то, но не ради себя.

— Это и значит «более-менее по-разному»!

— С рассветом тебе придется уйти, — вместо ответа объявляет она. — Пока не закрылся выход.

— С рассветом уйду, — послушно отзывается Тэнго.

Она снова прижимается лобком к его бедрам. Будто хочет оставить там некий особый знак.

— Воздушный Кокон ниоткуда не появляется. Сколько бы ты ни ждал, он не возникнет.

— Ты в этом уверена?

— Я ведь уже умирала, — отвечает она. — Умирать очень тяжело. Гораздо тяжелее, чем ты думаешь. Страшно одиноко. Просто поражаешься, как может человек быть таким одиноким. Советую это запомнить. Но в конечном итоге, без смерти нет возрождения.

— Без смерти нет возрождения? — переспрашивает он.

— Всю нашу жизнь мы приближаемся к смерти.

— Всю нашу жизнь мы приближаемся к смерти, — повторяет Тэнго, плохо понимая, что это значит.

Ветер все раскачивает белые занавески. В воздухе класса перемешались запахи мокрой тряпки, жидкого мыла и дыма от горящих осенних листьев. Кто-то играет на флейте. Маленькая девочка крепко сжимает его руку. Он чувствует сладкую боль внизу живота. Но эрекции нет. Это придет к нему гораздо позже. Слова «гораздо позже» сулят ему целую вечность — прямую линию без конца. Чашка с кашей снова кренится, чуть не расплескивая его серое вещество.