Тяжелая витушка

Аннотация

Русский сказочник Павел Петрович Бажов (1879–1950) родился и вырос на Урале. Из года в год летом колесил он по родным местам, и в Уральском краю едва ли найдется уголок, где бы ни побывал этот добытчик устного речевого золота и искатель самородных сказаний. Везде-то он с интересными людьми знался, про жизнь слушал и во все вникал. День и ночь работал сказочник. И на белых листах распускались неувядаемые каменные цветы, оживали добрые и злые чудовища, голубые змейки, юркие ящерки и веселые козлики. Исследователи творчества П.П.Бажова называют «Малахитовую шкатулку» главной книгой писателя. Сам же писатель говорил: «Хотелось бы, чтобы эта запись по памяти хоть в слабой степени отразила ту непосредственность и удивительную силу, которыми были полны сказы, слышанные у караулки на Думной горе».

Павел Петрович Бажов Тяжелая витушка Это про мою-то витушку? Как я богатым был да денежки профурил? Слыхали, видно, от отцов? Посмеяться, гляжу, над старичком охота? Эх вы, пересмешники. А ведь было. Вправду было. И ровно недавно, а как сон осталось. Иное, поди, и вовсе забыл. Шибко, вишь, память-то свою промывал в ту пору… Чуть с головой не умыл. Где все помнить! С воли это, слышь-ко, началось. Ее – волю эту – у нас на прииске начальство прикрыть хотело. По деревням разговор прошел, а мы и слыхом не слыхали. Только та заметка и была, что в завод на побывку отпускать не стали. Хоть того нужнее человеку, – один ответ – нельзя. И пришлых на прииск принимать не стали. Что, думаем, за притча? Раньше сколь хочешь со стороны брали, а теперь не надо? И нас что-то крепко держат? А прииск в глухом месте был. Под Васькиной горой в лесу. Давно тот прииск бросили. Там, сказывали, не то дикой огонь, не то синюха объявилась. Это уж не знаю. Дикому огню по здешним местам ровно бы не должно быть, а синюха – это бывает. Ну, не в том дело… Прикрыли, говорю, тот прииск под Васькиной горой, а тогда бойко работали и золотишко шло вовсе ладно. Народу, конечно, порядком нагнано было, и все из наших заводских. Вот приисковско начальство, видно, и думало: «Откуда им узнать, коли никого домой не отпущать и со стороны народ не брать. Пусть-ко по-старому работают. Нам так-то привычнее». Только разве народ не дойдет? Узнали и зашумели: – Как так? Всем воля, а нам нет. Начальство нашло отговорку. – В церквах, – говорят, – волю читают, а у нас где? У бочки, что ли? Кабака, вишь, настоящего на прииске не было, а винну бочку казна держала. Заботилась, значит, как бы кто копейку домой не унес. У этой винной бочки, конечно, всякого бывало… На то и намекали. На смех повернуть им охота пришла. Только народу какой смех. Шумят, таку беду, кричат: – Читай сейчас, а то все с прииска уйдем в завод волю слушать. Начальству делать нечего – притащили бумагу, давай вычитывать. Да разве поймешь у них, что нагорожено? Дознаваться стали, что да как? Про пашню первым делом, про леса, про пески тоже – как с ними? Начальство и говорит – пашни по нашим местам взять неоткуда, леса и пески за владельцем, а за избы свои да за огородишки вам платить причтется. Так и удумано было, только никто тому не поверил. Я тогда уж мужик вовсе на возрасте был, а про волю-то услышал, шумлю больше всех. – Мошенство, – кричу, – это! Не может такого быть! Айда, ребята, в Полеву! Там разберем как надо. Что этих слушать-то! Другие тоже не молчат. Приисковский смотритель – ох, язва был, а ласкобай! – тогда и говорит: – Ваше дело, ребятушки, ваше дело. Вольные вы теперь. Куда захотели – туда и пошли. Нас не обессудьте – обратно принимать не станем. Дружкам своим тоже весточку подадим, чтобы остерегались вас на работу брать. Мы ведь тоже, поди-ко, вольные – не всякого примать станем, а кого нам любо. В этом не обессудьте! Это он, конечно, с хитростью так-то говорил. По закону другое выходило. Заводская земля, поди-ко, не навовсе барам отдавалась, а по условию, чтоб, значит, всякому заводскому жителю какая ни на есть заводская работа была предоставлена. Только разве кто про эту штуку знал по тому времени? Вот смотритель и припугнул, – работы, дескать, давать не будем, чем тогда жить станете? Тут иные посмякли, а кто помоложе да погорячее – на своем остались: ушли с прииска. И я в том числе. Пришли домой и первым делом про волю спрашивать стали. Ну, нам и обсказали: – Эта, дескать, царская воля, как, напримерно, у человека на голове плешь, – блестит, а уколупнуть нечего. Мы видим – верно, вроде того выходит. Все ж таки испировали маленько. «Хоть, – думаем, – спина не так отвечать будет». Того и не смекнули, что брюхо погонит, так заневолю спину подставишь. Пропились, конечно, до крошки, а кусать всякому надо. Что делать, коли у тебя ни скота, ни живота, а ремесло одно – землю перебуторивать. Мне это смолоду досталось. В ваши-то годы я вон там на Гумешках руду разбирал. Порядок такой был – чуть в какой семье парнишко от земли подымается, так его и гонят на Гумешки. – Самое, сказывают, ребячье дело камешки разбирать. Заместо игры! Вот и попал я на эти игрушки. По времени и в гору спустили. Руднишный надзиратель рассудил: – Подрос парнишко. Пора ему с тачкой побегать. Счастье мое, что к добрым бергалам попадал. Ни одного не похаю. Жалели нашего брата, молоденьких. Сколь можно, конечно, по тем временам. Колотушки там либо волосянки – это вместо пряников считалось, а под плеть ни разу не подводили. И за то им спасибо. Еще подрос – дали кайлу да лом, клинья да молот, долота разные. – Поиграй-ко, позабавься! И довольно я позабавился. Медну хозяйку хоть видеть не довелось, а духу ее сладкого нанюхался, наглотался. В Гумешках-то дух такой был – поначалу будто сластит, а глотнешь – продыхнуть не можешь. Ну, как от серянки. Там, вишь, серы-то много в руде было. От этого духу да от игрушек у меня нездоровье сделалось. Тут уж покойный отец стал руднишное начальство упрашивать: – Приставьте вы моего-то парня куда полегче. Вовсе он нездоровый стал. Того и гляди – умрет, а двадцати трех ему нету. С той поры меня по рудникам да приискам и стали гонять. Тут, дескать, привольно. Дождичком вымочит – солнышком высушит, а солнышка не случится – тоже не развалится. В наших местах, известно, руду вразнос добывают, сверху берут. Так-то человеку вольготнее, только мне не часто это приходилось. Больше в землю же загоняли. Такая, видно, моя доля пришлась. – Ты, – говорят, – к этому привычный. На Гумешках вон сколь глубоко, а здесь что. Самая по тебе работа. Так я всю жизнь в земле и скребся, как крот какой. Ну, в этом деле понимать стал, а больше-то и нет ничего. Вот и думаю: «Некуда мне податься, кроме как в землю». Только приисковому смотрителю тоже покориться неохота – на старое-то место идти, а в гору и вовсе желанья нет. С молодых лет наигрался там, да гляжу – и другие из горы повыскакали. Куда вовсе несвышно лезут, лишь бы не в гору. Вот она какая сладкая была! Никому неохота туда по воле спуститься. Выработка-то сразу убавилась. Зовут туда, заработок обещают получше, а люди в сторону глядят. Потом один по одному собираться стали на Гумешки и в гору полезли. Сказывают – еще там хуже стало, потому вода силу взяла. В откачке-то, видишь, большая остановка случилась, ну вода и взяла волю. Только на заработок не жалуются. Против других-то мест вовсе ладно приходится. Иной в кабаке и прихвастнет. Сыпнет на стойку пятаков, да и приговаривает: – Хоть из мокрого места добыты, а денежки сухонькие да звонкие! Гумешки, известно, для барского кармана самым прибыльным местом считались. Их и старались сохранить. Всяко туда народ заманивали и на плату не скупились. Ну, я все-таки крепился. – Нахлебался сладкого. Не пойду в гору, хоть золотом осыпь! Не пойду и не пойду! И жена меня к этому не понуждала, попутные слова говорила: – Не ребятишки у нас. Без горы проживем как-нибудь. Только говорить-то это легко, а как поесть нечего, так всякому невесело станет. Продержал этак-то с месяц, вижу – вовсе туго пришлось: работы никакой и куска нет. Что делать? Либо поклониться приисковскому смотрителю, от которого ушел, либо – в гору спускаться. Думал-думал, на то решился: – Пойду в гору. Тут и навернулся ко мне кособродский один, Максимко Зюзев. Дружок не дружок, а знакомец. Случалось, в одном месте рабатывали. Тоже мужик вовсе возрастной, седой волос пускать стал. Ну, те разговоры, други разговоры, потом он и говорит: – Давай-ко, Василий, станем на себя стараться. Не вспучишь их – казну-то! А нам, может, фартнет. Струментишко нехитрый. Не обробим себя – и то не беда. Попытаем, давай! Понимал я, к чему это гласит. Про меня, вишь, люди-то говорили – этот, дескать, сроду в земле роется, знает, что где положено. То, видно, Зюзева и заохотило со мной искать. Подумал-подумал я, да и говорю: – Ладно, нето. Попытаем, в котором месте наш фарт лежит. Указал, конечно, местичко, заявку в конторе сделали, стали дудку бить. Песок пошел подходящий… Вовсе биться можно, даром что в контору за самый пустяк золото сдавали. Только Зюзеву все мало. Он, вишь, из скоробогатых. Покажи ему место, чтобы сразу разбогатеть. Я ему сперва по совести: – Это, мол, и есть доброе место. Надо только не все золото конторе сдавать, а часть купцам. Тогда и вовсе ладно будет. Зюзев про это и слышать не хочет – боится. Да еще дался ему какой-то серебряный олень. Все меня спрашивает – не видал ли? Он будто ходит близко, видели его люди. Там вот и надо копать, где тот олень ходил. Я уговаривал Максимка не один раз: – Какой олень по нашим местам? Тут только козлы да сохаты. Максимко все ж таки мне не верит, думает – не сказываю. А я всамделе оленя за пустяк считал. На змею, на ту надеялся маленько, на иней тоже. Примечал змеиные гнезда, места тоже, на коих иней не держится. Это было, а на оленя вовсе не надеялся. На этом мы и разъехались. Максимко свое кричит, я свое. Рассорка вышла. Тут он меня и укорил: – Мой хлеб ешь! Я не стерпел, конечно: – Как твой, коли с утра до ночи в земле колочусь. Он и давай высчитывать, и все на кривой аршин. Сколь мы от конторы за золото получили – от половины отперся, а сколь мне давал – то вдвое выросло. Плюнул я тут: – Оставайся, лавка с товаром! Взял лопату и пошел, а он кричит, всяко хает мое место: – Часу не останусь! Кому нужно пустое место! Тогда я и говорю: – Коли так, сам тут останусь. Максимко давай надо мной смеяться: – Чем ты без меня держаться будешь? Свое-то я сейчас увезу. Других дураков, кои бы тебя кормить стали, не найдешь. Всем скажу, какое тут богатство. Сиди один на голой-то дудке. «Погоди, – думаю, – кошкин сын, докажу я тебе!» Пришел домой, побегал по своим дружкам, перехватил того-другого и говорю жене: – Собирайся на прииск. Подымать будешь. Нонешняя-то старуха у меня другая. Так уж, для домашности ее взял, а тогда у меня жена настоящая была. Смолоду женился, вместе горе мыкали. Славная она у меня была и в рудничном деле бывалая. – Ладно, – отвечает. Пришли мы к дудке, а Максимко вовсе ее оголил. Скажи, жердник был… я же и рубил… Так он и этот жердник уволок. Подивился я, до чего вредный человечишко. Ну, наладил мало-мало. Стали ковыряться. Промыли – ладно. А Максимко наславил, видно, что пустое место. Оленя своего искать стал. Наше место и обегают. Двоем с женой тут и скребся. Нам это на руку. Да еще из-за этого Максимка укрепился я – в кабак ни ногой. Покориться-то было неохота, что единого дня не продержусь. И место новенькое нашел, куда золотишко сдавать. Орлёным-то, слышь-ко, ястребкам, кои тайной продажей промышляли, с опаской сдавать приходилось. Они понимали сорт. Углядят – ладно мужик несет, сами на то место заявку сделают либо обрежут со всех сторон, а то и вовсе выживут. Вот я и нашел нового купца. Шибко он жадный был, а сил настоящих еще не было. Кабак, конечно, содержал – тесть у него там сидел – при доме амбар со всякой мелочью, тут же и мясом торговал и по ярмаркам ездил. Однем словом, свет бы захватил, кабы руки подольше. К этому купцу я и стал понашивать. Он понимал, как золото от припою отличить, а настояще сорт понять где же! Привычку на это надо иметь и глаз не такой. Тут нутряной глаз требуется, который в нутро глядит, а у этого купца верховой глаз – во все стороны. Где такому сорт золота узнать! Да и побаивался он. – Ты, – говорит, – Василий, не скажи кому, что мне золото сдаешь. Не привык я к этому. Сибирью такие дела пахнут. Про то не сказывал, чем барыши пахли, а видать, неплохо. Разохотило его. Никогда отказу не было, и в цене без большой прижимки и расчет без мошенства. Это все мне подходило, – сдавал ему помаленьку. Так бы, может, мы с женой и вовсе жителями стали, не хуже других век прожили, да тут эта витушка и подвернулась. Как сейчас помню. Накануне здвиженья было. Баба кричит мне в дудку: – Будет тебе, Василий. Праздник, поди-ко, завтра. Прибраться надо. Пойдем домой поскорее. Песок у меня вовсе крепкий, чисто камень. Намахался я и думаю: «Верно, хватит…» Размахнулся для последнего разу покрепче, а кайло-то у меня и задержалось, – как под камень попало. Вышатывать стал – не выходит. Рванул во всю силу на себя, мне в праву ногу и стукнуло, да так, что хоть криком кричи. Как отошла маленько боль, я и полюбопытствовал– что за камень такой? Взял в руку. Мать ты моя! Золото. Как вот витушка праздничная, только против хлебной много тяжелее. Сверху вроде завитками вышло, а исподка гладкая, только чутешные опупышки на ней, как рукой оглажены. Сколь его тут? Про ногу сразу забыл. Кричу: «Подымай, Маринша!» Она, не того слова, вымахнула, а я вовсе как дурак стал. Смеюсь это да давай-ка ее обнимать – это жену-то! Она спрашивает: – Что ты, Алексеич? Я тогда и показал: – Гляди! – Ну, что? Вижу – камень какой-то… – Держи! Она думала – небольшой камешек, не сторожится, а как подал, так у ней рука вниз и поехала. Побелела тут моя Маринушка и, даром что кругом лес, шепотом спросила: – Неуж золото? – Оно, – говорю. Смывку песку делать не стали. Домой скорее. И вот диво, – бежим, всю дорогу оглядываемся, будто мы что украли. Прибежали домой. Запрятал я витушечку, наказываю Марине: – Гляди, не сболтни кому! Она обратно меня уговаривает: – В кабак не зайди ненароком, пока золото не сдал. В контору такую штуку нести и думать нечего. Еще отберут! А уж место захватят – про то и говорить не осталось. Вечерком и пошел я к своему-то купцу. Будто мяска для праздника купить. Улучил минутку, говорю – дело есть. – Обожди, – говорит, – маленько. Скоро амбар прикрою. Вот ладно. Отошел покупатель, запер купец двери и говорит: – Ну, давай. Это и раньше бывало – в амбаре-то сдавать. У него, вишь, весов-то настоящих не было, а кислоту да царску водку на полке открыто держал, будто для торговли. Просто тогда с этим было, кому доходя продавали. Я и говорю: – Запри-ко ты и в ограду двери. – Зря, – отвечает, – беспокоишься. Из своих никто не зайдет, – не велено, а чужих не пустят. А я свое: – Запри все ж таки. Он тогда и забеспокоился: – Уж не узнал ли кто, зачем ты ко мне ходишь? Может, сказал кому? – Про это, – говорю, – не думай. Никому и в мысли не падет, зачем к тебе хожу. Только много у меня. – Это, – отвечает, – не беда, что много. Лишь бы не мало. Сколь хочешь приму. – Двери, однако, запер в ограду-то. – Ну, – говорит, – кажи! Взял я тут для случаю топор с мясной колодки, подал ему свою витушку в тряпице: – Ну-ка, прикинь сперва это. Он – купец: по руке-то сразу почуял– тяжело. Спрашивает: – Что это у тебя? – Прикинь, – говорю. Бросил он на ходовые весы. Вывешал как следует, говорит: – Восемнадцать с малым походом. – Вот и бери. – Что брать-то? Где оно у тебя? – А в тряпице-то… – Восемнадцать фунтов? – Сам вешал. Коли силы не хватит, в контору снесу. Это про контору-то я так, для хитрости, помянул. С чего бы я туда потащил? Развернул мой купец тряпицу, давай витушку кислотой да царской водкой пробовать. Ну, золото и золото. Тут, гляжу, в пот купца бросило. Так с носу и закапало, а молчит, только на меня уставился. Потом и говорит: – Поди, сверху только золото-то? Вишь, какое понятие у него! В самородке, думал, середка чугунная. Ну, не дурак ли? Я ему растолковываю, что вот опупышки-то и есть самородная печать, а он, видать, не верит. Отговорку нашел: – Эко-то место мне не откупить. Денег не хватит. Разрубить придется. Не в контору же тебе сдавать. Уговаривает, значит, меня. Я и сам вижу – без этого не обойдется, а жалко рубить-то. Ну, все ж таки взял витушку да тут же на мясной колодке и обрубил крайчики. Купец опять давай пробовать. Тут уж, видно, настояще уверился, побежал в дом за деньгами. Прибежал со шкатулкой, а самого так и трясет. Боится, видно, и жадность одолела. Тоже ему кусок. Не знаю, почем они сдавали, а мне этот купец на рубль дороже против конторского платил. Вывешал купец на ходовых весах середину особо, крайчики особо. Выгреб из шкатулки, из-за пазухи выворотил пачки бумажек покрупнее. Ну, выручку в это же место… На крайчики денег довольно, а ему серединку купить охота. Она потяжелее вышла. – Поверь, – говорит, – в долг. Через день, много через два, отдам. Ну, объясняю, конечно, что в таких делах долгов не бывает. Тогда он и говорит: – Пойдем ко мне, посиди маленько. В кабак за выручкой сбегаю, – и подвигает ко мне деньги-то. Сосчитал я. Вижу – ладно будто, пустяка не хватает. Подождать можно. Как у купца видел, тоже крупные-то деньги за пазуху забил, а помельче в карман, крайчики в сапог спрятал. Пошли мы с купцом в дом, а там, гляжу, угощенье выставлено. Хозяйка, таку беду, суетится, хлопочет. Убежал купец в кабак, а она ко мне и подъезжает: – Выкушай, гостенек! Не почванься на моей хлеб-соли. Не изготовилась как следует. Не ждала гостя. А чего не изготовилась – полон стол наставлено. Ну, я креплюсь, конечно, – не пью вина. Так ей и сказал: – При деньгах. Нельзя мне. Она это вьется всяко да наговаривает: – Красненького хоть, нето, выпей, – и подает мне в руку стаканчик. Так небольшой стаканчик, с половину чайного. – Я, – говорит, – и сама этого-то выпью, – и наливает себе такой же стаканчик. «Что, – думаю, – мне с одного сделается? Неуж перед женщиной неустойку покажу?» Взял да и хлебнул. Ох и вино! Такого отродясь пить не доводилось. Крепкое будто да густое, а дух от него: век бы нюхал. Потом я узнал – ром называется. Шибко мне поглянулось, а бабенка эта – купчиха-то – уж успела, другой стаканчик налила. Я и другой хватил, а дальше, известно, – полетели мелки пташечки… Все ж таки я тогда убрался от купца. Деньги и крайчики в целости донес домой. Вместо додачи, за которой купец в кабак бегал, мешок гостинцев приволок. Еды там всякой, жене шаль, конечно, и протча тако. И тут же, слышь-ко, ромку этого бутылок пять либо шесть. Купчиха-то, вишь, удобрилась, говорит мужу: – Поглянулось человеку – что нам жалеть? Отдай ему, Платоша, все. Из города потом привезешь. Купец рад стараться: – Да я… ему-то?.. неуж пожалею… Пущай на здоровье выкушает стаканчик и супружницу свою попотчует. Не пивала, поди, она такого вина? Попотчуй ее, не забудь! Я тебе еще привезу. Так привезу… не за деньги!.. Для хорошего человека мне не жалко… Попотчуй жену-то, не скупись. Пришел я домой, показал Марине кучу денег, захоронил крайчики и давай жену потчевать. Она сперва отнекивалась – крепко будто, потом похваливать стала – какой дух баской! Пьяные-то мы зашумели, конечно. Песни запели, пляска на нас нашла. Знакомцы разные понабились. Видят – фартнуло, поздравлять стали: – Со счастливой находочкой. Ну, припили, приели, что дома было, в кабак пошли. А купец этот тестя в амбар – сам за стойку и всяко мне сноровляет. Приятелей у меня тут объявилось – ни пройти, ни проехать. И покатилось колеско по гладенькой дорожке. Бабенки появились, прилипать ко мне стали. Маринушке моей это обидно, конечно… Она тогда на ромок налегать стала. Купец и ей угождает и так, слышь-ко, втравил, что и от простого не стала отворачиваться. На две-то руки у нас и пошла работа, а купец знай обсчитывает да обсчитывает. Проспимся когда, себя потешим: – Крайчики у нас остались. Только и крайчики, даром что с рванинкой были, тоже, как по маслу, в купецкий карман ушли. Чисто мы отработались. Это бы ничего, да то худо – захворала моя Маринушка. От жизни-то этой худой. Помаялась маленько, да и умерла. Схоронил ее, потужил, погоревал – и на прииск. Куда больше-то? На том месте, где мы нашли эту перепеченную витушку, Максимко Зюзев со всей родней. Место-то, вишь, на него было писано. Он и припал тут. Не стал, видно, за оленем своим бегать. Раздобрел – фу-ты, ну-ты! Шапка с бантом, сапоги с рантом! В Косом Броду сыновьям дома поставил. По воротам бляшки набил. Знай наших! Однем словом, разбогател. Поглядел я, поглядел, да и пошел на Бесштанку. Там у меня тоже было примечено. Охочих со мной стараться – хоть колом отбивайся. Думают – не попаду ли опять на витушку, а то и на целый калач. Только, видно, не испекли больше про меня. Так, золотишко нахаживал… Себе и людям хватало… А чтоб такую же дурь выколупнуть – этого больше не случалось. Может, оно и лучше. Хоть свой век доживу да с горки на людей погляжу, а то где бы дотянуть! Наш старательский фарт ведь что? Сперва человек с перепою опухнет, а там, глядишь, и ноги протянет. Так-то… Думали мы с женой – счастье нашли, а оно в беду ей перекинулось. Подвели люди. Ну, и меня поучили. Хорошо поучили. Знаю теперь, куда наше счастье уходит… Вон те дома да каменные лавки Барышевские на нашей с Маринушкой доле и поставлены. Вовремя мне тогда Барышиха стаканчик поддодонила. Сумела, змея. Этим стаканчиком посейчас меня люди дразнят. А мне что? Дурость, конечно, а все ж таки пропил – не украл. И свое – не чужое. Вот бы их – купцов-то – спросили, как они меня пьяного обворовывали, как жену-покойницу к могиле толкали. А ведь спросят по времени. Еще как спросят-то! Тогда, поди, и наша с Мариной витушечка в счет пойдет. Ну, что? Не шибко, гляжу, вам смешно? Веселее бы сказал, да мало такого видал. 1939 г.[1] Объяснение отдельных слов, понятий и выражений, встречающихся в сказах Азов, Азов-гора– на Среднем Урале, километрах в 70 к ю.-з. от Свердловска, высота 564 метра. Гора покрыта лесом; на вершине большой камень, с которого хорошо видны окрестности (километров на 25–30). В горе есть пещера с обвалившимся входом. В XVII столетии здесь, мимо Азова, шла «тропа», по которой проходили «пересылки воевод» из Туринска на Уфу, через Катайский острог. Азов-горы клады.– По большой дороге на Сибирь шло много «беглых», которые, «сбившись в ватаги», становились «вольными людьми». Эти «вольные люди» нередко нападали на «воеводские пересылки и на купеческие обозы». В сказах об Азов-горе говорилось, что «вольные люди» сторожили дорогу с двух вершин: Азова и Думной горы, устраивая здесь своего роду ловушку. Пропустят обоз или отряд мимо одной горы и огнями дадут знать на другую, чтобы там готовились к нападению, а сами заходят с тыла. Захваченное складывалось в пещере Азов-горы. Были сказы и другого варианта – о «главном богатстве», которое находится в той же Азов-горе. Основанием для сказов этого варианта послужило, вероятно, то, что на равнине у Азова были открыты первые в этом крае медные рудники (Полевской и Гумешевский) и залежи белого мрамора. По речкам, текущим от Азова, нашли первые в этом районе золотые россыпи, здесь же стали потом добывать медистый и сернистый колчедан. Азовка-девка, Азовка.– Во всех вариантах сказов о кладах Азов-горы неизменно фигурирует девка Азовка – без имени и указания ее национальности, лишь с неопределенным намеком: «из не наших людей». В одних сказах она изображается страшилищем огромного роста и непомерной силы. Сторожит она клады очень ревностно: «Лучше собаки хорошей, и почуткая страсть – никого близко не подпустит». В других сказах девка Азовка – то жена атамана, то заложница, прикованная цепями, то слуга тайной силы. Айда, айда-ко– от татарского. Употреблялось в заводском быту довольно часто в различном значении: 1) иди, подойди; 2) пойдем, пойдемте; 3) пошел, пошли. «Айда сюда», «Ну, айда, ребята, домой!», «Свалил воз – и айда домой». Артуть – ртуть. Артуть-девка– подвижная, быстрая. Ашать (башкирское) – есть, принимать пищу. Бадог– старинная мера – полсажени (106 см); употреблялась как ходовая мерка при строительных работах и называлось правилом. «У плотинного одна орудия – отвес да правило». Бадожок– дорожный посох, палка. Байка– колыбельная песня, с речитативом. Балодка– одноручный молот. Банок– банк. Баской, побаще– красивый, пригожий; красивее, лучше. Бассенький, – ая– красивенький, – ая. Бельмень– не понимает, не говорит. Бергал– переделка немецкого бергауэр (горный рабочий). Сказителем это слово употреблялось в смысле старший рабочий, которому подчинялась группа подростков-каталей. Беспелюха– неряха, разиня, рохля. Блазнить– казаться, мерещиться; поблазнило – показалось, почудилось, привиделось. Блёнда, блёндочка– рудничная лампа. Богатимый– богатый, богатейший. Болботать– бормотать, невнятно говорить. Большину брать– взять верх, победить, стать верховодом. Братцы-хватцы из Шатальной волости – присловье для обозначения вороватых бродяг (шатаются по разным местам и хватают что под руку попадет). Васькина гора– недалеко от Кунгурского села, в километрах 35 от Свердловска к ю.-з. Ватага, ватажка– группа, артель, отряд. Взамок– способ борьбы, когда борцы, охватив друг друга, нажимают при борьбе на позвоночник противника. Взвалехнуться– беспорядочно, не вовремя ложиться; ложиться без толку, как попало. Взыск будет– придется отвечать в случае невыполнения. Винну бочку держали– под предлогом бесплатной выдачи водки рабочим беспошлинно торговали водкой. Виток или цветок– самородная медь в виде узловатых соединений. Витушка– род калача со сплетенными в средине концами. В леготку– легко, свободно, без труда, безопасно. Вожгаться– биться над чем-нибудь, упорно и длительно трудиться. Впотай– тайно, скрытно от всех. Вразнос– открытыми разработками. Всамделе– в самом деле, действительно. Вспучить– поднять, сделать полнее, богаче. Выходить– вылечить, поставить на ноги. Галиться– издеваться, мучить с издевкой. Гаметь– шуметь, кричать. Гинуть– гибнуть, погибать. Глядельце– разлом горы, глубокая промоина, выворотень от упавшего дерева – место, где видно напластование горных пород. Голбец– подполье; рундук около печки, где делается ход в подполье, обычно зовется голбчик. Голк– шум, гул, отзвук. Гольян– болото на водоразделе между речками Исетской и Чусовской системы, которые здесь близко сходятся. Гоношить– готовить. Гора– медный рудник (см. Гумешки). Город– без названия, всегда имелся в виду один – Екатеринбург. Горный щит– по-настоящему Горный Щит, к ю.-з. от Екатеринбурга. В прошлом был крепостцой, построенной для защиты дороги на Полевской завод от нападения башкир. В Горном Щиту обычно останавливались «медные караваны». Даже в девяностых годах прошлого столетия полевские возчики железа и других грузов обычно ночевали в Горном Щиту. В какой-то мере это было тоже отголоском старины. Грабастенький– от грабастать, загребать, захватывать, отнимать, грабить; грабитель, захватчик, вороватый. Грань– см. заводская грань. Гумешки (от старинного слова «гуменце» – невысокий пологий холм) – Гумешевский рудник. Медная гора, или просто Гора – вблизи Полевского завода. Одно из наиболее полно описанных мест со следами древних разработок, богатейшее месторождение углекислой меди (малахита). Открытые в 1702 г. крестьянами-рудознатцами два гуменца по речке Полевой начали разрабатываться позднее. Одно гуменце (Полевской рудник), около которого Генниным в 1727 г. был построен медеплавильный завод, не оправдало возлагавшихся на него надежд; второе (Гумешевский рудник) свыше сотни лет приносило владельцам заводов баснословные барыши. О размере этих барышей можно судить хотя бы по таким цифрам. Заводская цена пуда меди была 3 р. 50 к., казенная цена, по которой сдавалась медь, – 8 руб., и были годы, когда выплавка меди доходила до 48 000 пудов. Понятно поэтому, что такие влиятельные при царском дворе люди, как Строгановы, пытались «оттягать Гумешки», и еще более понятно, какой жуткой подземной каторгой для рабочих была эта медная гора Турчаниновых. По приведенным в «Летописи» В. Шишко сведениям, в Гумешках добывались малахит, медная лазурь, медная зелень, медный колчедан, красная медная руда, медь самородная кристаллами в форме октаэдров, брошантит, фольбортит, фосфорохальцит, халькотрихит, элит. Дача, заводская дача– территория, находившаяся в пользовании Сысертского горного округа (см. Сысертские заводы). Девка на выданье– в возрасте невесты. Дивно, дивненько– много, многонько. Диомид– динамит. Добренькое– хорошее, дорогое, ценное. Дознаться маяками– узнать с помощью знаков, мимикой. Дозорный– старший по караулам; контролер. Долина– длина; долиной, в долину – длиной, в длину. Долить– одолевать; долить приняла – стала одолевать. Доступить– добыть, достать, найти. Доходить– узнавать, разузнавать, исследовать. Думная гора– в черте Полевского завода, со скалистым спуском к реке. В пору сказителя этот спуск был виден частично, так как с этой стороны находились в течение столетия шлаковые отвалы медеплавильного и доменного производства. Елань, еланка– травянистая поляна в лесу (вероятно, от башкирского jalan – поляна, голое место). Ельничная– одна из речек, впадающих в Полевской пруд. Емко– сильно. Жженопятики– прозвище рабочих кричного производства и вообще горячих цехов, где ходили обычно в валеной обуви с подвязанными внизу деревяшками-колодками. Жидко место– слабый. Жоркий– тот, кто много ест и пьет; в сказе – много пьет водки. Жужелка– название мелких самородков золота. Забедно– обидно. Завидки– зависть; завидки взяли – стало завидно. Заводская грань– линия, отделявшая территорию одного заводского округа от другого. Чаще всего «грань проходила» по речкам и кряжам, по лесу отмечалась особой просекой, на открытом месте – межевыми столбами. За нашей гранью – на территории другого заводского округа, другого владельца. Завозня– род надворной постройки с широким входом, чтобы можно было завозить туда на хранение телеги, сани и пр. Завсе– постоянно. За всяко просто– попросту. Заделье– предлог. Зазнамо– знаючи, заведомо, в точности зная. Зазорина– видная из вырезов или прорезей материя другого цвета. Заневолю– невольно, поневоле. Заплот– забор из жердей или бревен (однорезки), плотно уложенных между столбами; заплотина – снятая с забора жердь или однорезка. Зарукавье– браслет. Запон, запончик– фартук, фартучек. Заскать– засучить. Застукать– поймать, застать врасплох. Заступить– поступить вместо кого-нибудь. Званья не останется– не будет, и следа не останется. Звосиять– сверкнуть. Здвиженье– осенний праздник 27(14) сентября. Земляная кошка– мифическое существо, живущее в земле. Иногда «показывает свои огненные уши». Змеевка– дочь Полоза. Мифическое существо, одна из «тайных сил». Ей приписывалось свойство проходить сквозь камень, оставляя после себя золотой след (золото в кварце). Змеиный праздник– 25(12) сентября. Знат– знает. Знатко, незнатно– заметно, незаметно. Знатье бы– если бы знать. Золотник– старая мера аптекарского веса – 4,1 грамма. Зорить– зорко смотреть, высматривать. Зюзелька, Зюзельское болото, Зюзельский рудник– речка, одна из притоков речки Полевой, Чусовской системы. Здесь на заболоченной низине, покрытой лесом, в прошлом была разработка золотоносных песков. В настоящее время на Зюзельском месторождении большой рабочий поселок со школами, больницей, рабочим клубом; связан автобусной линией с Полевским криолитовым заводом. Изварначиться– превратиться в негодяев (варнаков), испортиться, разложиться. Изготовиться– приготовиться. Изоброченный– нанятый на срок по договору. Изоброчить– нанять по договору (оброку), законтрактовать. Изробиться– выбиться из сил от непосильной работы, потерять силу, стать инвалидом. Из пору изойти– устать до предела. Изумруд медный– диоптаз. Встречался ли этот редкий камень в Гумешевском руднике, точных сведений нет. Возможно, что основанием для упоминания о нем послужила находка других разновидностей этого драгоценного камня. Исхитриться– ухитриться. И то– в смысле утвердительного наречия: так, да. Казна– употребляется это слово не только в смысле – государственные средства, но и как владельческие по отношению к отдельным рабочим. «Сперва старатели добывали тут, потом за казну перевели» – стали разрабатывать от владельца. Как счастье поищет– как удастся. Калым– выкуп за невесту (у башкир). Каменка– банная печь, с грудой камней сверху, на них плещут воду, «подают пар». Карнахарь– одна из бытовавших еще в девяностых годах переделок немецких технических названий. Вероятно, от гармахерского горна, на котором производилась очистка меди. К душе– по душе, по мысли, по нраву. Кого доходя– всякого, каждого. Колтовчиха– Колтовская, одна из дочерей первого владельца заводов. Эта Колтовская одно время занимала среди промотавшихся наследников первое место и фактически была «главной барыней». Коробчишечко– уменьшительное от коробок – плетенка, экипаж из плетеных ивовых прутьев. Королек– самородная медь кристаллами; вероятно, название перешло как перевод бытовавшего слова «кених». «Зерна, называемые кених, взвеся записать… а по окончании года медные кенихи объявлять в обер-берг-амт» (Из инструкции Геннина). Косоплетки плести– сплетничать. Кош– войлочная палатка особого устройства. Кразелиты– хризолиты. Красненькое– виноградное вино. Красногорка– Красногорский рудник вблизи горы Красной, у Чусовой, километрах в 15 от Полевского завода. В пору сказителя это был заброшенный железный рудник, теперь там ведутся мощные разработки. Крепость– крепостная пора, крепостничество. Крица– расплавленная в особой печи (кричном горне) глыба, которая неоднократной проковкой под тяжелыми вододействующими молотами (кричными) сначала освобождалась от шлака, потом под этими же молотами формировалась в «дощатое» или «брусчатое» железо. Кричная, крична, кричня– отделение завода, где находились кричные горны и вододействующие молоты для проковки криц; крична употреблялась и в смысле – рабочие кричного отделения. «Крична с горой повздорили» – рабочие кричного отделения поспорили с шахтерами. Кричный мастер– этим словом не только определялась профессия, но и атлетическое сложение и большая физическая сила. Кричный подмастерье был всегда синонимом молодого сильного человека, которого ставили к опытному, но уже старому мастеру, потерявшему силу. Крылатовско– один из золотых рудников вблизи Кунгурского села. К чему гласит– куда ведет, направляется. Кышкаться– возиться, биться. Ласкобай– ласково говорящий, внешне приветливый, сладкий говорун. Лестно на себя навздевать– любить наряжаться. Листвянка– лиственница. Марков камень– гора формы огромного голого камня, находится почти в средине между заводами восточной и западной группы б. Сысертского округа. Мараковать– понимать. Мертвяк– мертвец; иногда только потерявший сознание. «Сколько часов мертвяком лежал». Местичко– место. Мешат– мешает. Милостина– милостыня, сбор кусочков, подаянье. Мода была– такой был обычай, так привыкли. Моду выводить– модничать, наряжаться. Мошенство– мошенничество, жульничество, обман. Мрамор, Мраморский завод– в 40 километрах к ю.-з. от Екатеринбурга (население поселка занималось исключительно камнерезным делом, главным образом обработкой мрамора, змеевика, яшмы). Мудровать– придумывать необыкновенное, дурачить кого-нибудь, ставить в трудное положение. Мурзинка, Mурзинское– село (в прошлом слобода, крепость). Одно из древнейших на Урале. Здесь впервые в России в 1668–1669 гг. братья Тумашевы нашли «цветные каменья в горах, хрустали белые, фатисы малиновые, и юги зеленые, и тунпасы желтые». По обилию и разнообразию драгоценных камней Мурзинское месторождение является одним из самых замечательных в мире. Здесь добывались аквамарины, аметисты, бериллы, топазы, тяжеловесы, турмалины розовые, малиновые, черные, зеленые, бурые, сапфиры, рубины и другие разновидности корунда. Мягкий камень– тальк. Навидячу– на глазах, быстро. Надсада– надрыв, повреждение организма от чрезмерного напряжения при работе. Назгал, назгального (от галиться – насмехаться, издеваться) – на смех, издевательски, с издевкой. На кривой аршин– неправильно, по неверной мерке. На ладан дышит– близок к смерти, скоро умрет. Нали– даже. Намятыш– крепкий, сильный, плотный, как туго намятое тесто. Нареченная– невеста. На славе были– широко известны. Наставать– наставлять, учить, следить за поступками. Натаскаться– найти. На хлеб не сходится– не стоит работы. Находить– походить, иметь сходство. «На отца находит по волосам-то». Не ахти какой, неахтительный– несложный, недорогой, простой. Невдолге– вскоре. Неженатик– холостой, парень. «У неженатиков разговор вышел – друг дружке рожи покарябали». Некорыстный– нестоящий, плохой. Неминуче дело– неизбежное. Немудрящее– немудренькое, плохонькое, малостоящее. Не оказывать– не показывать. Не от простой поры– некогда, нет времени. Не охтимнеченьки живут– без затруднений. Не по ноздре– не по нраву, неприятно. Не сладко поилось– не удалось жить спокойно и сытно, как было: «что-то не сладко сношеньке у нас поелось – ушла». Не стояли(ребята) – не выживали, не оставались в живых, умирали в детстве. Не тем будь помянут, покойна головушка– присловье, когда об умершем вспоминали что-нибудь отрицательное. Не того слова– сейчас, немедленно, без возражений. Не утыхаючи, без утыху– не переставая. Нокоток– ноготок. Нюхалка, наушник– заводской сыщик, шпион. Нязя– река, приток Уфы. Нязи– лесостепь, по долине реки Нязи, по направлению к Нязепетровскому заводу. Эта лесостепь часто упоминалась в быту Полевского завода. Обальчик– пустая порода. Обахмурить– овладеть вниманием, поразить. Обдуват– обдувает, освежает. Обвариться– сильно пожелать, устремиться к чему-нибудь. Обережный– телохранитель, ближайший прислужник. Обломать– победить, скрутить. Обой– куски камня, которые откалываются, отбиваются при первоначальной грубой обработке, при околтывании. Оболтать– заговорить, обмануть. Оборуженный– вооруженный, с оружием. Обраковать– забраковать, признать негодным. Обратить– надеть оброть, недоуздок, подчинить себе, обуздать. Обсказать– рассказать. Обстроил– устроил. Обуй– имя сущ. м. р. – обувь. Обутки, обуточки– род кожаной обуви; коты. Объедь– 1) ядовитые растения, которыми объедается скот; 2) то, что остается от корма, не съедается. «Объеди много в тамошних сенах». Огневаться– разгневаться, рассердиться. Огневщик– лесной сторож, которого брали на сезон летних пожаров (по стаянии снегов до свежего травостоя, иногда до осенних дождей). Ограда– двор (слово «двор» употреблялось лишь в значении семьи, тягловой и оброчной группы, но никогда в смысле загороженного при доме места). Одинова– один раз. Одно свое– повторяет сказанное, стоит на своем. Оклематься– прийти в сознание, начать поправляться. Околтать– обтесать камень, придать ему основную форму. Омельян Иванович– Пугачев Емельян Иванович. Омег, или вех– ядовитое растение Cicuta virosa. Омман– обман. Оружье– ружье. «Как из оружья стрелено» – прямо. Оплести– обмануть. Оплетать– в смысле быстро и с особой охотой есть. Опупышек– округление, круглый выступ. Ослабу давать– снисходительно, терпимо относиться к кому-нибудь, слабо держать. Остатный раз– последний раз. Осыпь– обвал мелких камней с песком. Откать– отброс. Отутоветь– отойти, прийти в нормальное состояние. Отходить охота– хотелось вылечить, поправить. Поставить на ноги. Оха поймать– оказаться в трудном положении и притом неожиданно для себя. Охлестыш, охлест, охлестка, схлестанный, хвост, подол, полы– человек грязной репутации, который ничего не стыдится, наглец, обидчик. Охота– хочется. Охотку стешить– добиться того, что хотелось, остыть. Охтимнеченьки, охтимне (от междометия «охти», выражающего печаль, горе) – горе мне, тяжело. Не охтимнеченьки – без горя, без затруднения, спокойно. «Жизнь досталась охтимнеченьки» – тяжелая, трудная. «Не охтимнеченьки прожили» – свободно, без больших затруднений. О чем– почему. «О чем не сделать? – Сделаю». «О чем не спросить, коли надобность». Очестливый, очесливый– почтительный, обходительный, вежливый; неочесливый – неучтивый, невежа. Папора– папоротник. Парун– жаркий день после дождя. Парча– ткань с серебряной или золотой ниткой. Перебуторивать– перерывать песок, землю, перемывать пески; вероятно, от слова «бутара» – промывальный станок. Переоболокчись– переодеться. Пескозоб– пескарь. Петровки– вторая половина июня и первая половина июля, когда в старое время был так называемый «Петров пост». Пехло– доска, посаженная поперек черня, род скребка для перегребания и разборки промываемых песков. Пировля– пир, гулянка. Пище– пуще, сильнее, больше. Плавень– примесь к руде, облегчающая плавку, флюс. Плеха– распутница. По времени– с течением времени, через известный промежуток. Погалиться– насмехаться, издеваться, измываться. Подавывать– неоднократно выдавать понемногу. Подбегать стали– стали обращаться. Податься– пойти, уйти. Под всюе– под всю. Поддерново золото– то, что находят в верхних слоях песка – под дерном. Поддонить, поддодонить– незаметно подставить, подсунуть. Подлеток– подросток (преимущественно о девочках в возрасте от 12 до 16 лет). Подлокотник– близкий слуга, доверенный, помощник. Подыскиваться– приискивать повод для обвинения. Пожарна– она же машина – в сказах упоминается как место, где производилось истязание рабочих. Пожарники фигурируют как палачи. Позаочь, позавочь– за глазами, заглазно, в отсутствие заинтересованного. Покарябать– побить, поцарапать, окровенить, оставить след. «Кто тебя эдак покарябал?» Покорпуснее– плечистее, крупнее, здоровее. Покров– старый праздник 14 (1) октября. Покучиться– опросить, выпросить. Полева, Полевая– Полевский завод, ныне криолитовый, в 60 километрах к ю.-з. от Екатеринбурга. Строился Генниным как казенный медеплавильный, в 1727 г. одновременно был и железоделательным, со своей домной. С 1873 г. переделочные цеха работали на слитках Северского завода. Плавка меди держалась до конца прошлого столетия и была основной для Полевского завода. Во время, когда слушались сказы, медеплавильное производство умирало, переделочные цеха тоже работали с большими перебоями. В первом десятилетии XX в. здесь был построен один из первых на Урале химических заводов (сернокислотный), который при советской власти был переконструирован и расширен. Ныне здесь организован большой криолитовый завод, около которого развернулся соцгородок. На фоне строительства жалкой деревней кажется теперь старый заводской поселок. В пору сказителя еще не было Челябинской железной дороги и завод был вовсе глухим углом. Входил он в состав Сысертского горного округа (см. Сысертские заводы и Гумешки). Полер навести– отшлифовать. Полоз– большая змея. Среди натуралистов, сколько известно, нет полной договоренности о существовании полоза на Урале, зато у кладоискателей полоз неизменно фигурирует как хранитель золота. В сказах Хмелинина, как обычно, полозу присваиваются человеческие черты. Полштоф– старая мера жидкости (0,75 литра). Помогчи– помочь. Помстилось– почудилось, показалось. Помучнеть– побледнеть. По насердке– по недоброжелательству, по злобе, из мести. Понастовать– понаблюдать, последить. Понаторкать– плотно уложить. Пониток– верхняя одежда из домотканого сукна (шерсть по льняной основе). Понуждаться– не иметь больше надобности в ком-нибудь, не надобно. Поправляться житьишком– жить лучше. Попущаться– отступить, отступиться. Порушать– разрезать хлеб ломтями. Посадить козла– остудить, «заморозить» чугун или медь. Отвердевшая в печи масса называлась козлом. Удалить ее было трудно. Часто приходилось переделывать печь. Поскакуха– один из действовавших владельческих приисков. Поскыркаться– поскрести, поковыряться в земле, порыть. Пословный– послушный, кто слушается «по слову», без дополнительных понуканий, окриков. Посоветовать– посоветоваться с кем-нибудь. «Посоветовать с ним ладил». Постряпенька– домашнее праздничное печенье. Посупорствовать– противиться. Потишае– потише. Похаять– осудить, опорочить. Почто– зачем. Правиться– направляться, держать направление. Пригон– общее название построек для скота (куда пригоняли скот). Пригрожать– угрожать, грозить. Приказал долго жить– обычное в прошлом присловье при извещении о чьей-нибудь смерти. Приказный– заводской конторский служащий. Название это держалось по заводам и в девяностых годах. Приказчик– представитель владельца на заводе, главное лицо; впоследствии таких доверенных людей называли по отдельным заводам управителями, а по округам – управляющими. Приклад– пожертвование, подарок, вклад (в церковь); на приклад отправил – послал бесплатно, как подарок. Прилик– видимость; для прилику – для видимости; ради приличия. Припалить– быстро приехать. Припёка– прибавка; сбоку припёка – случайно приставшее, постороннее, чужое. Припой– медная стружка, которую иногда сдавали неопытным скупщикам за золото. Присадить– 1) прикрепить к дереву, металлу; 2) крепко, больно, садко ударить. Прискаться– придраться. Притча– неожиданный случай, помеха, нежданная беда. Приходить на кого-нибудь– обвинять кого-нибудь, винить. Прихорониться– укрыться, спрятаться. Причтется– придется. Пробыгаться– проветриться, освежиться. Провинка– ошибка. Проворный– сильный (в обычном значении почти не употреблялось в заводском говоре; для понятия «проворный» употреблялись другие слова: развертной, верткий). Промяться– пройтись, проходиться. Просто было– свободно, легко, без проволочек. Профурить, профурять– расшвырять, растратить; фурять – бросать; фурка – род ребячьей пращи, рогатки. Пустоплесье– открытое место среди леса. Пушить– быстро бросать в кого-нибудь, забрасывать. Пущай– пусть. Пятисаженные столбы– упоминаемые в сказе «Медной горы Хозяйка», видимо, малахитовые колонны Исаакиевского собора. Раделец– от слова «радеть» – кто заботился о них, старался для них. Различка– разница. Разоставок– то, чем можно разоставить ткань, вставка, клин, лоскут; в переносном смысле – подспорье, прибавок, подмога. Расстараться– достать, добыть, найти. Растолмачить– перевести, разъяснить. Резунцы– растения типа осоки. Ремки, ремье– лохмотья, отрепье. Ремками трясти – ходить в плохой одежде, в рваном, в лохмотьях. Робить– работать. Основное слово для обозначения этого действия. «Где робил?», «Куда робить?», «Ушел робить». Руками хлопали– удивлялись (от жеста). Рыкало-зыкало– свирепый, непомерно-строгий, крикун (от рычать и зыкать – хлестать, ударять). Рябиновка– речка, приток Чусовой. Сбить народ– созвать, скликать. Свышный– привычный; не свышны – не привычны, не в обычае это. Сголуба– голубоватый, бледно-голубой. Северский завод, Северна– один из заводов Сысертского округа. В прошлом доменное и мартеновское производство (см. Сысертские заводы). Северушка– приток Чусовой; впадает в Чусовую километрах в трех от Северского завода. Синюха, синюшка– болотный газ. Скажи на милость– присловье, в смысле – удивительно даже, удивляться надо. Сквозь свитеют– просвечивают. Скудаться– хилеть, недомогать, хворать. Скыркаться– скрести, скрестись (в земле). Слань– вернее стлань, настил по дорогам в заболоченных местах. Увязнуть в болоте такая стлань не давала, но ездить по ней тоже было невозможно. Сличье– удобный случай, к сличью пришлось – подошло. Слышок, слушок– слух. Сметить дело– понять, догадаться. Смотник, – ца– сплетник, – ца. С находу– приходить на время. Сном дела не знать– даже не предполагать. Сноровлять, сноровить– содействовать, помогать, сделать кстати, по пути. Совестить– стыдить, укорять. Сойкнуть– вскрикнуть от испуга, неожиданности (от междометия «ой»). Сок– шлак от медеплавильного и доменного производства. Соломирский– последний владелец заводов. Сопнуть– сдвинуть ногой. Сорочины– сороковой день после смерти. Спокой– покой. Сполоху наделать– переполошить, поднять на ноги, привести в беспокойное состояние. Спортить– испортить. Справный– исправный, зажиточный; справа – одежда, внешний вид. «Одежонка справная», то есть неплохая. «Справно живут» – зажиточно. «Справа-то у ней немудренькая» – одежонка плохая. Спущаться– спускаться. Сряжаться– снаряжаться. Стара-дорога. – П. А. Словцов в «Историческом обозрении Сибири», изданном в 1838 г., говоря о путях сообщения в период с 1595 по 1662 год, писал: «Была еще летняя тропа для верховой езды, пролегавшая из Туринска, после из Тюмени через Катайский острог на Уфу по западной стороне Урала с пересечкой его подле Азовской горы». Памятником этой старинной дороги надо считать и название горы около Нязепетровского завода – Катайский холм. Стары люди. – Может быть, потому, что Полевской завод строился на месте древних рудокопен – «чудских» капаней, здесь были живы рассказы о «старых людях». В этих рассказах «стары люди» изображались по-разному. Одни говорили, что «стары люди» жили в земле, как кроты, а потом засыпали себя, когда в этот край пришли «другие народы»; другие говорили, что «стары люди» брали медь только сверху, а золота вовсе не знали и жили охотой да рыболовством. Предполагалось, что слой земли, на котором жили «стары люди», уже так завален сверху, что до этого слоя приходилось «докапываться». «Докопались до той земли, где стары люди жили, – нет золота. Не на место, видно, угадали». Стенбухарь– так назывались рабочие у толчеи, где дробилась пестами руда. Этим рабочим приходилось все время бросать под песты руду – бухать в заградительную стенку. Столб-гора– за Северским заводом, со сторожевой вышкой. Страмец, страмина– от слова «срамить» (бесчестить, позорить); употреблялось в быту довольно часто в смысле бесстыдник, – ца, бесчестный, – ая. Слова срам, срамить произносились с наращенным “т” – страм. Стурять– сдавать, сбывать (поспешно). Сугонь– погоня; в сугонь пошли – бросились догонять. Сумки надевать– дойти или довести семью до сбора подаяния, до нищенства. Сходственность– сходство. Счунуться– связаться, сцепиться, заняться с кем-нибудь. Сысертские заводы– группа из пяти заводов, принадлежавших на так называемом посессионном праве сначала Турчаниновым, потом Соломирскому. Называлась эта группа Сысертским горным округом. В восточной части округа было три железоделательных завода: Сысертский, главный завод округа, Верх-Сысертский (Верхний), Нижне-Сысертский (Ильинский) – все на речке Сысерти Обской водной системы (через Исеть). В западной части округа были заводы: Полевской и Северский на речках Волжской системы (через Чусовую). «Заводская дача» – территория округа; составляла 239 707 десятин; по современной мере свыше 2600 кв. километров – 260 000 га. Кроме заводских поселков, на территории округа были в восточной части деревни: Кашина, Космакова (Казарина), и села: Абрамовское, Аверинское, Щелкунское; в западной части: Кунгурское, деревня Косой Брод и Полдневское. В прошлом населяли их или крепостные, или «непременно обязанные работники» Турчанинова. После падения крепостничества многие из жителей этих селений занимались тоже исключительно заводскими работами. Общая численность населения заводов и поселков, расположенных на территории заводского округа, немногим превышала тридцать две тысячи человек, или двенадцать человек на один кв. километр. Пахотная земля лишь у сельского населения, да и то больше за пределами заводской дачи. Жители заводских поселков пахоты вовсе не имели, и почти вся «заводская дача» была занята лесом, в котором ежегодно вырубали свыше 2400 десятин сплошной рубкой и 7500 десятин – выборочной. На территории округа насчитывалось до сорока железных рудников, восемь владельческих золотых рудников и приисков и свыше сотни золотоносных россыпей (разрабатывалось не больше трети); кроме того, добывали тальк, огнеупорную глину, известь, мрамор, хризолиты. Медистые и сернистые колчеданы в пору сказителя не разрабатывались; их считали обальчиком – пустой породой. По территории Сысертского округа тогда проходила одна трактовая дорога на Челябинск; железной дороги не было, и западная часть округа была особенно глухой. Расстояние между группами восточной и западной было примерно сорок километров; расстояние между Полевским и Северским – семь километров. Общность заводского хозяйства отразилась и в сказах. Особенно часто упоминается Сысерть как главный завод округа, а также Северский и деревня Косой Брод – как ближайшие. Таку беду– в смысле сильно, очень. «Суетится, таку беду, хлопочет», то есть очень суетится. Тайный купец– скупщик золота. Тамга– знак, клеймо. Твердой– решительный, с характером. Терсут, Терсутское– самое большое болото б. Сысертской заводской дачи. Толкуют, толковать– понимают, знают толк в чем-нибудь. «В песках-то он добро толкует» – знает золотоносные пески. Толмить– твердить, повторять. Тонцы-звонцы– танцы, веселье. Туе– вин. п. ж. р. от местоимения та; «в туе гору, в туе дудку». Тулаем– толпой. Тулово– туловище. Турчанинов– владелец заводского округа. В сказах фигурирует обыкновенно первый владелец – «старый барин». По историческим материалам, он действительно уже был стариком, когда выклянчил себе заводы. Был он из купцов, числился «в ранге сухопутного капитана», но не имел дворянского звания, а с ним и права покупать крестьян. Это, однако, не помешало Турчанинову заселить заводы «выведенцами» из северных областей. Во время Пугачевского восстания Турчанинов системой обмана, угроз, жестокостей и посулов сумел удержать в повиновении большую часть рабочих и едва ли не один из уральских заводовладельцев не понес материального ущерба по заводам. Екатерина II высоко оценила эту изворотливость Турчанинова и в своей грамоте писала: «За такие похвальные и благородные поступки, особенно учиненные в 1773 и 1774, возвести с рожденными и впредь рождаемыми детьми его и потомками в дворянское достоинство Российской империи». Не удивительно, что этот хитрий, ловкий и жестокий старик остался в памяти заводского населения. Что касается остальных Турчаниновых, то к ним, видимо, подходит определение из сказа «Малахитовая шкатулка»: «Однем словом, наследник». Туяс, туес, туесок, туесочек– берестяный бурак. Угоить– устроить, сделать. Удобриться– стать добрым, ласковым (чаще притворно). Удумать– придумать, выдумать. Ужна– ужин; чужа ужна – кто живет за счет других. Укрепа– укрепление; для укрепы – чтобы крепче было. Умуется– близко к помешательству; заговаривается. Умыл– растратил, пропил. Упалить– быстро уехать, ускакать. Упредить– предупредить. Урево– стадо. Уроим, или Ураим (по-башкирски котел) – котловина по реке Нязе, где расположен Нязепетровский завод. Селения, близко подходившие к этой котловине, назывались тоже Ураимом. Уставщик– завцеха или передела; на его ответственности было, чтоб продукция выпускалась установленного образца, по уставу. Усторонье, наусторонье– в стороне, отдельно от других, на отшибе. Утуга– густая толпа. Утурить– прогнать, угнать. Ухайдакать– уходить, сгубить, убить, истратить, потерять. «Тут в лесу ухайдакали» (убили); «все наследство ухайдакал» (прожил, промотал, истратил); «там, видно, и пестерь свой ухайдакал» (потерял свою суму); «сколь посуды на свадьбе ухайдакали!» (разбили). Фаску снять– обточить грань. Фунт– старая мера веса, 400 гр. Хватовщина– растаскивание второпях, как попало, что под руку подвернулось, что успел схватить. Хезнуть– ослабеть, слабеть. Хитник– грабитель, вор, хищник. Хозяевать– хозяйничать. Чести приписывать– похвалить. Честно-благородно– по-хорошему, как следует. Чирла– яичница, скороспелка, скородумка, глазунья (от звука, который издают выпускаемые на сковородку яйца). Что хоти– хотя, хотя бы. Чутешный– едва, чуть заметный. Шалыганить– праздно шататься, повесничать, бездельничать; в сказе – уклоняться от работы на барина. Шварев Ванька– был главным приказчиком Сысертских заводов во время крестьянской войны под предводительством Пугачева. Шибко– сильно, очень. Ширинка– полотенце; отрезок ткани по всей ее ширине. Шмыгало– быстрый, подвижной человек. Шнырить– искать. Штабеля– большие стопы, строительные материалы. Щегарь– штейгер. Щелкунская дорога– Челябинский тракт. Названия по ближайшему селу в направлении от Сысерти на Челябинск. Яга– шуба из собачьих шкур шерстью наружу; такая же шуба из оленьих, козьих, жеребковых шкур называлась дохой. Ясак– подать, дань. Яшник, яшничек– ячменный хлеб (ячный).