В альбом вошла песня I'd Have You Anytime, написанная Харрисоном вместе с Бобом Диланом, а также новая версии If Not For You из дилановского альбома New Morning.

Многие из тогдашних ведущих инструменталистов приняли участие в работе, включая Джима Гордона (ударные), Карла Радла (бас) и Бобби Уитлока (клавишные), которые вскоре составили основу новой группы Эрика Клэптона Derek And The Dominoes; сам Клэптон ко всеобщему удивлению на записи отсутствовал.

Продюсерская работа тоже была прекрасна и сочетала свойственную Спектору масштабность с отчетливым звучанием отдельных инструментов. На этом этапе Харрисон. подобно Леннону, записывал абсолютно все, полагая, что это будет интересно и слушателям, и в результате на двух из шести сторон альбома оказались записанными студийные джемы, во время которых музыканты просто, как им казалось, отдыхали с инструментами в руках. Эта музыка составила третий диск, который должен был стать бесплатным приложением, но, как водится, в результате два других оказались необычно дорогими. Промелькнуло несколько замечаний по этому поводу, но в целом альбом был тепло встречен и публикой, и критиками — успех, несомненный успех. Харрисон не только не уступил двум основным авторам Битлз, но начал свою сольную карьеру гораздо более успешно. Его альбом раскупался лучше, чем McCartney и John Lennon/Plastic Ono Band, вместе взятые.

Сама по себе смена десятилетий, как правило, мало отражается на повседневной жизни. Некоторые пользуется случаем для подведения итогов, но мало кто возьмется утверждать, что в жизни его произошел перелом.

Джон Леннон оказался в числе этих немногих, С января 1970 года его жизнь, похоже, изменилась полностью. Перемену эту он обозначил короткой стрижкой, сделанной в конце декабря 1969 года в Дании. Они с Йоко (она последовала его примеру) передали свои локоны лондонской организации Backhouse, основанной неким Майклом Иксом в качестве центра негритянской культуры.

Помимо записи Instant Karma, Леннон практически ничего не сделал. После непрерывной активности предыдущего года ему необходимо было заменить батарейки. Джон и Йоко почти не выходили из своего дома в Титтенхерст Парке. То есть, они почти не выходили из спальни своего дома в Титтенхерст Парке… Между тем время, проведенное в изоляции, начало накладывать отпечаток и на их отношения.

В апреле Пол Маккартни позвонил ему и сообщил, что он тоже покидает Битлз и выпускает сольный альбом. И хотя это мало должно было волновать Леннона, известие все же усугубило его состояние. Антони Фосетт пишет: «На следующее утро, увидев заголовки дневных газет, сообщавшие о разрыве Пола с Битлз и выходе его сольного альбома, Джон испытал горькое чувство. Вот, Пол делает сенсацию из своего разрыва с группой, то есть занимается тем, от чего отговаривал Джона, всего шесть месяцев назад. Джон бал растерян; несмотря на то, что сам он так желал разрыва, теперь, когда это случилось, эмоциональная напряженность раскола Битлз воспринималась им очень болезненно».

К этому времени Джон и Йоко уже приступили к занятиям психотерапией по методу калифорнийского врача Артура Янова, после того, как тот прислал им свою книгу «Первый крик». Было бы натяжкой считать, что то был хорошо рассчитанный рекламный ход со стороны Янова, но если все–таки предположить нечто подобное, то следует признать, результат оказался весьма удачным. Всего через насколько месяцев «Первый крик» был услышан всем западным миром. Суть теории заключается в том, что дети подавляют свои эмоции с самого рождения. Отчаявшись добиться безграничной родительской любви, они начинают создавать, защитные механизмы, чтобы оградить себя от боли на будущее. Механизмы эти остаются с ними на всю жизнь. Другими словами, чтобы выжить, человеку необходимо подавлять свои основные эмоции, и тогда он перестает испытывать вызываемую ими боль. Однако за это приходится расплачиваться всевозможными неврозами, поскольку подлинные желания остаются неудовлетворенными, а состояние психического равновесия недостижимым. Таким образом, только вернувшись в своем сознании назад вплоть до момента рождения (очень болезненного и вызывающего у пациентов «первый крик»), вновь преодолев при этом все воздвигнутые ранее барьеры, человек может узнать свои подлинные потребности и заново обрести подлинное «я».

Вот теория, которую Леннон принял мгновенно; и неудивительно, поскольку ему пришлось немало побороться с самим собой в детстве. Однако он уже начал опасаться собственной страсти ко всему новому, будь то идеи, люди или и то и другое, поскольку она далеко не всегда приносила хорошие плоды. Его не раз дурачили психиатры. Однако мнение Йоко на этот раз совпало с его собственными, так что после нескольких трансатлантических телефонных разговоров, Янов прибыл в дом Леннонов.

Во время этого первого курса лечения Леннон в последний раз встретился с Синтией. Янов сказал Джону, что одной из причин его невротического состояния может быть чувство вины перед лишенным отцовского внимания сыном. Джон решил поправить дело, тут же связался с Синтией и предупредил ее о своем приезде. Состоялось счастливое воссоединение семейства, прерванное телефонным звонком из Титтенхерст Парка, принесшим известие о попытке Йоко покончить с собой. Однажды в Японии она уже пыталась совершить самоубийство после того, как одно из ее первых «творений» было раскритиковано; теперь она решила, что Джон вернулся в свою семью. Он рванулся к Йоко и больше уже никогда не встречался с Синтией. Янов провел в Англии три недели, однако для полного успеха лечения Леннонам, по его мнению, необходимо было пройти четырехмесячный интенсивный курс в его калифорнийской клинике. Что они и сделали. Проблемы с разрешением на въезд в США были улажены, и курс терапии завершен. После этого они вернулись в Англию, где записали каждый по альбому.

Ленноновский John Lennon/Plastic Ono Band выглядел продуктом искалеченного сознания. Джон проделывал на людях то, что Янов предписывал ему делать в одиночестве: обнажал все самые горькие, тяжелые свои переживания, чтобы, вновь столкнувшись с ними, преодолеть их и таким образом обрести самого себя. Это был душераздирающий, альбом, однако предельная искренность его покоряла слушателей.

Сопродюсером альбома стал Фил Спектор, работавший над ним практически параллельно с All Things MustPass Джорджа, и трудно найти два более непохожих проекта. У Джорджа всего много: музыкантов в студии, красок в аранжировках; у Джона все аскетично, обнажено до предела (как в пьесах Беккета или в «Старике и море» Хемингуэя). Джону потребовалось всего два телефонных звонка, чтобы собрать музыкантов, — сам он играл на гитаре и фортепиано, Ринго — на барабанах, а Клаус Вурман — на басе (Еще Билли Престон сыграл на клавишных в одной песне).

Было еще одно различие. Песни Джорджа либо уходили корнями в битловскую мифологию (Аррlе Scruffs), либо продолжали ее, как в случае с восточным мистицизмом, тесно связанным с последними днями группы.

В альбоме Джона все это уничтожалось в припадке иконоборства. Он подрывал цитадель Битлз, не оставляя от нее камня на камне. Важно, что при этом он говорил простым, лишенным метафор языком. На этот раз не было места никакой двусмысленности, и это был единственно возможный путь к демифологизации Битлз. Леннон острее других чувствовал неловкость ситуации, в которой оказались Битлз, превратившись из простых поп–звезд в духовных наставников поколения. Определенным образом они утратили связь с рок–н-роллом и со своими корнями. Они пытались вернуться, избавиться от статуса полубогов, но, как в зыбучих песках: чем активней они пытались выпутаться, тем сильней вязли. Попытки развеять миф Битлз только усиливали всеобщее поклонение, поскольку по форме попытки эти становились все более и более совершенными. Это противоречие особенно отчетливо видно в Белом альбоме. С одной стороны Леннон издевается над фанатизмом своих поклонников, выдавая абсолютно бессмысленные тексты («Мыльный след его жены /Который он съел и передал в дар обществу охраны памятников»); но с другой стороны они не послушали Джорджа Мартина, советовавшего сделать вместо двойного альбома простой, поскольку хотели включить в него и такие записи, как Revolution No 9 — самое претенциозное «произведение искусства» за всю историю. Они говорили, что хотят быть «простыми» рокерами, а не «серьезными художниками», но от соблазна оказаться зачисленными в последние трудно было удержаться. Битлз, и в особенности Леннону, не удалось остаться абсолютно честными ни перед самими собой, ни перед слушателями. И вот в John Lennon/Plastic Ono BandЛеннон был честен до предела, он полностью обнажил душу и не желал прикрывать этой наготы.

Но и в этом присутствовало некоторое, хотя и простительное, противоречие. Леннон крушил основы, на которых держались Битлз и все с ними связанное, безжалостно кромсал историю группы, стремясь полностью освободиться, стать другим человеком и новым художником. Но он не мог преодолеть того, что миллионы следили за ним с таким интересом, потому что делал это Джон Леннон, экс–Битл. Сделай то же самое Джон Леннон — выпускник школы, едва ли кто–нибудь заинтересовался бы.

Легенда оказалась Гидрой, и Леннону не суждено было ее побороть.