Шрифт:
– Эх, жаль, нет с нами Карла Хаусхофера и барона Зеботтендорфа! Эти двое действительно были знатоками Востока… Ну, пожалуй, еще и Шеффер {24} . Да, Шварцкопфу еще работать и работать, чтобы достичь такого уровня. Нам приходится практически с нуля растить ценных специалистов.
– Нам придется тащить с собой всю эту библиотеку?
– Ну не оставлять же ее здесь, – ответил Зиверс. – Этим сутрам нет цены! Будем потихоньку разбираться с ними в тиши берлинских кабинетов.
24
Шефер, Эрнст – многообещающий исследователь, родился в семье главы гамбургского концерна по производству резины «Феникс». Проявив большой интерес к биологии, он стал орнитологом. Будучи еще студентом, в 1930–1932 и 1934–1936 годах он принимал участие в экспедициях, организованных американцем Бруком Деланом. Тогда Шеферу посчастливилось сделать свое первое открытие. Он установил, что легендарное тибетское животное «медведь Давида» на самом деле медведем не являлось. Результаты исследования внутреннего строения этого животного показали, что оно являлось близким родственником малой панды, похожей своими повадками скорее на кошку. К тому же выяснилось, что этот зверь, как и малая панда, питался побегами бамбука – и сей факт еще больше упрочил родственные связи этих двух животных. Отныне крупного черно-белого медведя стали называть не иначе как большая панда. // По возвращении в Германию Шефер продолжил свое обучение и защитил диссертацию. Фауна Тибета настолько впечатлила молодого ученого, что он собирался на собственные деньги организовать новую экспедицию в Тибет. Его целью была Гаурпшанкар, вершина, лежавшая на границе Китая и Непала. Именно в этот момент Эрнст Шефер попал в поле зрения Гиммлера. Рейхсфюрер полагал, что молодой ученый мог бы поднять престиж СС. Сам же Шефер вступил в СС еще во время учебы в университете. Известность, которую ему принесли тибетские экспедиции, способствовала его карьерному росту в «охранных отрядах». Почти сразу же по возвращении в Германию Эрнст Шефер получил чин унтерштурмфюрера СС. // В 1937 г. в СС начала готовиться очередная экспедиция на Тибет, возглавить которую должен был Эрнст Шефер. Гиммлер считал одной из важнейших задач этой экспедиции выявление утраченной индоарийской воинственной религии. И вот уже летом 1938-го Шефер отправляется вместе с группой сотрудников «Аненербе», чьи пробковые шлемы украшала двойная молния (эмблема СС), из Берлина в Лхасу. Полгода спустя первыми из немцев они увидели этот священный город. По самой Лхасе немцы торжественно пронесли знамя со свастикой – во время шествия в честь наступления буддийского Нового года. Потом их принял регент экзотического теократического Тибетского государства Ретинг Римпоче, который вручил им письмо для Гитлера и даже подарил 108 томов «Ганджура» – древнего свода ламаизма. За пределами родных гор имелось всего три копии этой священной книги. Наконец, пришло время приступать к делу, и члены экспедиции работали по 20 часов в сутки: снимали на кинопленку ритуалы в монастырях и просто быт священной столицы, собирали гербарии, закупали всевозможную живность (причем монахи выдвигали условием сохранение животным жизни, так что пришлось тащить с собой в Рейх целый зоопарк). Чтобы осчастливить «вооруженных крестьян», о которых мечтал Гиммлер, Шефер раздобыл образцы вызревающей за 60 дней высокогорной тибетской пшеницы. Специалист по «расовой гигиене» Бруно Бегер не только обмерил своими циркулями сотни тибетских черепов, но и уговорил несколько десятков их обладателей подставить ему лица для слепков. «Аненербе» искало доказательства анатомической связи местной аристократии с «нордической расой». Наконец настырный оберштурмфюрер даже добился разрешения исследовать долину Ярлунг, куда, как гласит легенда, по веревке с небес спустились первые тибетские правители и где он предполагал найти следы пресловутой Шамбалы.
К концу вторых суток монах, как и обещал, вынул из лохани основательно отмокшую мумию Хранителя. Расположив тело на заранее приготовленном столе, монах принялся осторожно разгибать согнутые ноги мумии. Затем он разогнул руки, положив их вдоль тела. Удовлетворенно оглядев плоды своего труда, монах достал из мешка грубую щетку с короткой щетиной, костяной скребок и свой фирменный ножичек с травлением неизвестными символами на лезвии. Разложив эти нехитрые инструменты на столе рядом с телом, монах принялся срезать и счищать отслоившиеся в результате замачивания омертвевшие куски кожи. Это была филигранная работа, требующая твердой руки – одно неверное движение, и Хранитель мог лишиться какого-нибудь важного органа. Зиверс распорядился, чтобы никто не отвлекал монаха по пустякам, а сам вместе со ставшим его тенью Волли и Шварцкопфом заперся в библиотеке. Монах закончил работать с телом Хранителя лишь поздним вечером.
– Посвежел старикан, – наблюдая, как монах натирает неподвижное тело оставшимся маслом, заметил Волли.
С мумией действительно произошли разительные перемены: его черная кожа посветлела и слегка разгладилась. Не сказать чтобы она стала эластичной, как у обычных живых людей, но теперь она хотя бы не норовила лопнуть или растрескаться при любом неловком движении. На посветлевшей коже проступили многочисленные татуировки, сплошной вязью покрывающие тело. Монах деловито втирал масло, разминая одеревеневшие мышцы Хранителя. Отставив в сторону ополовиненную канистру с маслом, монах достал из мешка связку тонких игл. Вскоре Хранитель стал похож на ощетинившегося дикобраза. Накрыв тело просветленного чистой тряпицей, проводник устало опустился подле стола на землю.
– Ну и? Чего еще ждем? – поинтересовался неугомонный Волли.
Шварцкопф перевел.
– Утра, – односложно ответил монах и впал в прострацию, не реагируя больше ни на какие вопросы.
– Что ж, – не стал теребить проводника вопросами Вольфрам, – надеюсь, завтра все прояснится. Нам тоже следует немного отдохнуть.
Восход солнца монах встретил в той же расслабленной позе лотоса, в какой эсэсовцы оставили его подле тела Хранителя вечером.
– Неужели он так всю ночь просидел? – ахнул Волли, для которого даже несколько минут неподвижности были настоящей пыткой.
– При соответствующей подготовке, – ответил Вольфрам, – они могут находиться в таком положении годами. Да чего далеко ходить за примером, на столе лежит человек, пребывающий в этой позе полтыщи лет!
– Чего-то я все-таки сомневаюсь, что он оживет, – признался Волли.
– Скоро узнаем, – философски заметил штандартенфюрер.
Монах не шевелился, а Зиверс запретил кому-либо тревожить его. Наконец, когда поднимающееся на небосклоне солнце осветило своими лучами отрешенное лицо проводника, он глубоко вздохнул и открыл глаза. Сдернув с тела Хранителя ткань, монах неторопливо вынул иглы. Затем остатками растительного масла вновь смазал кожу просветленного – предыдущая порция благополучно впиталась высохшим организмом.
– Что дальше? – поинтересовался штандартенфюрер.
– Есть один способ, – ответил монах через переводчика, – экстренный… Вот, – он провел рукой по татуированной груди Хранителя, – сутра вызова. Она не закончена. Не хватает одного, последнего, знака. Взывающий к Хранителю Ключей должен нанести этот знак на тело своей кровью… И если хранитель решит, что взывающий заслуживает внимания, он придет. Кто взывает к просветленному Ньямару-Джи?
– Я взываю! – произнес штандартенфюрер.
– Тогда мне нужна твоя кровь, – монах обнажил свой примечательный ножичек.
– Я сам! – остановил проводника Вольфрам. – Дайте зажигалку! – произнес он, доставая из ножен именной кортик.
Волли положил в протянутую ладонь штандартенфюрера зажигалку. Вольфрам крутанул колесико и несколько секунд прокаливал на огне острое лезвие кортика.
– Куда?
Монах поставил на живот мумии куцую плошку. Зиверс полоснул себя кортиком по ладони и наполнил ее своей кровью.
– Достаточно?
Монах скупо кивнул. Вольфрам обмотал рану чистой тряпицей, протянутой услужливым штурмфюрером.
Монах выудил из своего ветхого мешка большую иглу с тампоном, смешал кровь немца с чернилами и принялся колоть на груди Хранителя недостающий символ. Эсэсовцы молча наблюдали за действиями проводника. Наконец он закончил и убрал в мешок инструменты. Минута бежала за минутой, но Хранитель не подавал признаков жизни. Монах молчал, Зиверс также не раскрывал рта. Первым вновь не выдержал затянувшегося молчания Волли.