Читатель «Ста лет одиночества» помнит, как менялись текстами выступлений Хосе Аркадио Второй и Аурелиано Второй.

Дверь в кабинет главного редактора едва не слетела с петель. На пороге появился Гарсия Маркес.

— Вызывали, шеф?

— Приглашал. Входи и садись, герой, — миролюбиво предложил Лопес Эскауриаса. — Не знаю, как ты это воспримешь, ведь ты работаешь журналистом всего три недели и еще очень молод. Однако над твоей головой сгущаются тучи. Я к подобным вещам отношусь спокойно. За правду, за разоблачение политического бесчестия погиб не один журналист, но других это не останавливает.

Габриель побледнел, нервно закурил и закашлялся.

— Неужели Кармен-де-Боливар? — теперь его лицо залилось краской.

— Да, но пока ничего страшного. Я тебе помогу, если что. Однако суть дела вот в чем. Мне звонили двое разных людей. Оба назвались полковниками, и оба заявили, что сообщать свои фамилии не видят смысла. Полковники — и этим все сказано.

— Карахо, а что они хотели?

— Ты еще спрашиваешь? Именно потому ты и сидишь у меня в кабинете и сейчас будешь пить кофе, который готовят только главному редактору. Габо, они настойчиво требовали, чтобы газета прекратила печатать материалы о событиях в Кармен-де-Боливар. Угрожали.

— То есть мои материалы, коньо! Они знают, кто автор?

— Не сомневайся, дорогой. Знаем только мы трое: я, Сабала и ты. За нас я спокоен, а вот ты никому не говорил?

— Еще нет. Хотя, кажется, Густаво Ибарра знает, и кто-то еще.

— Ибарра свой и умница, а вот кто-то еще… Однако ты прекрасно понимаешь, что военной контрразведке установить имя автора — что палец сунуть в ухо. Вот я и подумал: с одной стороны, информация о событии уже прошла, а с другой — не такое уж оно важное, чтобы стоило из-за него ломать копья.

— Согласен! Но если военные опять натворят что-нибудь подобное, я первый буду об этом писать.

— Молодец! Я в тебе не ошибся. А вот и кофе. — В кабинет вошла секретарь с подносом, на котором дымились две чашечки крепкого кофе. — А теперь скажи, когда ты послал в столицу свой последний рассказ и о чем он?

4 июня 1948 года вместе со своей одиннадцатой по счету статьей, названной «Неправда, что вы часто посещаете…», которую Гарсия Маркес подписал своим именем в колонке «Точка. И с красной строки», он опубликовал резкую заметку без подписи в связи с событием, которое произошло в небольшом соседнем с Картахеной городке Кармен-де-Боливар. Там была расстреляна мирная религиозная манифестация, и журналист требовал от правительства официальных объяснений произошедшего и соответствующего наказания виновных. Было опубликовано уже три статьи, когда в кабинете главного редактора раздались телефонные звонки. Члены литгруппы считали Габриеля героем, но его больше волновало, когда будет опубликован очередной его рассказ, уже давно посланный им в газету «Эспектадор».

В июле Гарсия Маркес печатает в газете «Универсаль» всего три статьи, а в августе ни одной. Он усиленно занимается и сдает экзамены за полугодие в университете.

А 25 июля в воскресном приложении столичной «Эспектадор» на 6-й и 12-й страницах был опубликован четвертый рассказ Гарсия Маркеса «Другая сторона смерти».

Однако самым главным в те месяцы было для Гарсия Маркеса зарождение замысла большого романа, в котором он собирался рассказать о своей жизни в доме деда, о войне, в которой тот принимал участие, о несправедливой политике партии консерваторов, об американцах, которые нещадно эксплуатировали богатейшие земли Колумбии, о ее бедном, бесправном народе. Однажды, в середине августа 1948 года, вычитав очередную статью, в два часа ночи, Габриель Гарсия Маркес взял первый попавшийся под руку лист газеты, набранный лишь наполовину, перевернул его и на чистой, еще влажной стороне большими буквами вывел: La Casa — «Дом». Через два часа он закончил писать и отправился домой. И с тех пор сотрудники газеты, друзья, домашние и завсегдатаи его любимых кафе часто видели преуспевающего журналиста с рулоном газетной бумаги под мышкой. Иногда, сидя за столиком кафе, он разворачивал рулон и продолжал сочинять роман, который оказался бесконечным, но не бесполезным.

Шеф редакции Сабала поднялся с кресла и вручил Гарсия Маркесу четыре страницы очередной статьи.

— О’кей! Отлично пишешь. В набор!

— Спасибо, маэстро, стараюсь изо всех сил, — ответил сиплым голосом Габриель и пошел к двери.

— Тут мне один человек рассказывал о литературной жизни в твоей Барранкилье. Говорит, наша группа в Картахене — это слабое отражение, главное сейчас происходит в Барранкилье, и у них там вовсю бурлит литературная жизнь.

— А кто там? — заинтересовался Габриель.

— Мой друг назвал журналиста и писателя Альваро Сепеда Самудио, двух журналистов — Германа Варгаса и Альфонсо Фуэнмайора, художника Алехандро Обрегона и их учителей, Хосе Феликса Фуэнмайора и Рамона Виньеса. Он называл кого-то еще, но я забыл.

— Кое о ком я слышал.

— Мой приятель сказал, кто-то из них опубликовал хорошие рецензии на твои рассказы в «Эспектадор».

— Да? Это здорово! Можно я отлучусь, смотаюсь туда. Сегодня седьмое сентября. Тринадцатого, пусть меня черти съедят, буду на месте.

— Я не возражаю. Думаю, ты правильно сделаешь, но надо поговорить с главным. Впрочем, уверен, он согласится.

Знакомство Гарсия Маркеса в Барранкилье с mamadores de gallo из «Пещеры» сыграло чрезвычайно важную роль в дальнейшей судьбе писателя.

Прибыв в Барранкилью, Гарсия Маркес и его друг Густаво Ибарра Мерлано в редакции газеты «Насьональ» узнали, где найти Альваро Сепеду и Германа Варгаса. Варгас вспоминает об их встрече: «Мы обменялись несколькими словами, высказали кое-какие идеи и поделились взглядами на жизнь, а вечером отправились пьянствовать».