Фандор, не подавая виду, окинул его внимательным взглядом и, убедившись, что этот посетитель даже не заметил его появления, спокойно ответил продавцу, спросившему, что ему угодно.

— Рюмку смородиновой, — и добавил. — А что, Тарполэн не приходил еще?

Задал он этот вопрос как бы невзначай, безразличным тоном, но сердце у него в груди билось что было сил.

И действительно, журналист здорово рисковал: если Тарполэна и впрямь знали в этом весьма подозрительном заведении, там могли счесть очень странным, что его спрашивает человек, никогда не приходивший сюда вместе с ним.

Что сможет ответить Фандор, если продавец, перебиравший сейчас бутылки, чтобы налить ему рюмку, вдруг задаст нескромный вопрос?

К счастью, журналисту повезло.

Продавец сразу не ответил на его вопрос, а подошел к двери, ведущей, очевидно, на хозяйскую половину, и крикнул:

— Слышь, мамаша, Тарполэна не видать было сегодня?

Фандор уже обрадовался было, что напал на след извозчика, как в ответ раздался злобный женский голос:

— А кто спрашивает-то?

Продавец с уверенностью ответил: — Да тут один «бук»…

«Здорово! — подумал Фандор, — вот меня и приняли за букмера».

По-видимому появление «бука», как определил продавец-физиономист, имело какое-то особое значение для хозяйки распивочной.

Фандор еще не успел вжиться в свою новую роль и завести беседу с продавцом, как шарканье разношенных туфель объявило о появлении хозяйки.

Это была растрепанная толстуха с огромной, обвислой грудью. Внимательно взглядываясь в Фандора, она спросила:

— А на что вам его надо, Тарполэна-то?

Это не смутило Фандора. Он отхлебнул из грязного стакана, утерся рукой, сплюнул на пол, из чего явствовало, что спешить он не собирается, и наконец ответил:

— Дельце к нему есть…

— А, вон что! Так нету его.

Фандор сделал еще глоток, чтобы проявить свою полную беззаботность. Затем задал новый вопрос:

— Он по-прежнему часто тут бывает?

— Да нет, все реже и реже.

— Но все такой же шалтай-болтай?

— Все хуже и хуже.

— А телега?

— Ну, телегу-то держит, как всегда, в тридцать втором.

— На пустыре?

— Да, на пустыре, построил там теперь что-то вроде сарая.

— Там и ночует?

— Нет, не думаю.

— В общем, не знаете, где его можно застать?

— Не знаю.

Фандор сообразил, что настаивать не следует.

— Ничего не попишешь, — заявил он, — авось в другой раз повезет.

Он бросил мелочь продавцу и, не сказав ни «спасибо», ни «до свидания», вышел из кабака.

На улице он с довольным видом потер руки.

«Вот чертова старуха, — засмеялся он, — щипцами у нее из глотки слова вытягиваешь… Однако кое-что интересное я от нее узнал. Главное то, что на пустыре есть сарай, где, должно быть, стоит карета, если, конечно, Тарполэн уже привел ее из загона. К тому же я узнал, что Тарполэн работает кое-как и шляется по омерзительным кабакам… Гм! Это и мало, и много…»

Машинально он повернул назад и, сам того не желая (как ему казалось) снова очутился перед черным забором, окружавшим пустырь.

«Если бы я был уверен, — думал он, — что пресловутого Тарполэна в сарае нет, я бы навестил это местечко… но вот ведь штука, это опасно, для этого надо перелезть через забор, а в уголовном кодексе это называется…»

Было сумеречно, как всегда в эти мрачные, дождливые дни установившейся непогоды, когда улицы рано пустеют и ночь начинается с вечера. Фандор взглянул на часы.

— Гм, — сказал он, — шесть часов вечера, рискованно…

Он сделал несколько шагов, перешел на другую сторону улицы Фландр, быстро огляделся.

— И все-таки, — сознался он, — очень уж велик соблазн… никого не видно… и в конце концов!..

«В конце концов» было его любимым выражением.

Каждый раз, когда он брался за слишком опасное дело, затевал какую-то дерзкую вылазку, он приговаривал, как бы бросая вызов судьбе: «В конце концов… ну что? Чем я рискую?»

Он снова внимательно посмотрел во все стороны.

«Могут ли меня увидеть из соседних домов? Нет… Окна выходят на противоположную сторону… Остальные дома далеко… и все еще никого нет… ну, пора…»