Все вокруг зашушукались, из чего можно было заключить, что по крайней мере один из вновь пришедших многим был знаком.

Завсегдатай ресторана, молодой высокий блондин, неизменно заказывавший спагетти и шампанское по двадцать пять франков за бутылку, знаком подозвал метрдотеля.

Напустив на себя вид полнейшего безразличия, бледный молодой человек как бы между прочим поинтересовался:

— Господин, сидящий за тем столиком, это ведь, если не ошибаюсь, известный хирург?

— Вы правы, господин маркиз, — почтительно склонился к нему метрдотель, — это хирург Поль Дро, он обедает у нас сегодня вечером.

Этих сведений оказалось достаточно, и новых вопросов не последовало.

Однако метрдотель, гордившийся своими светскими знакомствами, еще ниже склонился к господину маркизу и зашептал ему на ухо:

— Господин, пришедший с профессором Дро, тоже довольно известен. Это финансист Миньяс, его хорошо знают на бирже… Если господин маркиз помнит, недели две-три назад в газетах было сообщение: месье Миньяс купил лечебницу профессора Дро… Пожалуй, это единственная клиника в Париже, — добавил он, как бы желая показать товар лицом, — куда в случае операции прилично обратиться светскому человеку. Говорят, цены там не ниже тысяч десяти-пятнадцати, а то и еще дороже. — Вот там-то мне и вскроют живот, когда я надумаю избавиться от аппендицита, — с улыбкой ответил ему высокий бледный блондин.

Словно поставив на этом точку, маркиз, не замечая больше метрдотеля, подозвал официанта, ведающего спиртными напитками, и заказал еще одну бутылку шампанского.

Метрдотель не ошибся: посетителями, привлекшими всеобщее внимание, и в самом деле были профессор Дро и финансист Миньяс, не так давно ставшие компаньонами.

В ожидании закусок Миньяс наклонился к хирургу и продолжил беседу, начатую, вероятно, еще до прихода в ресторан, а затем по понятным причинам прерванную.

— Дорогой мой Дро, — заговорил финансист, — все это меня не радует, события последних дней мало в чем повлияли на наши финансы. Вам надобно во что бы то ни стало отыскать ребенка вашей жены, то есть — вашего ребенка, ибо по закону Юбер ведь считается вашим сыном. Вы согласны со мной?

Профессор, серьезный и озабоченный, утвердительно кивнул.

— Я целиком с вами согласен; помимо вполне естественного желания вырвать мальчика из рук подлых шантажистов, сделавших его заложником, я считаю, что ребенок непременно должен вернуться домой, где он был бы под хорошим присмотром. Для меня это единственный способ как-то утвердить себя, а кроме того…

Официант принес закуски, и профессор умолк — ему не хотелось, чтобы их разговор слышали посторонние.

Потом они заказывали вина; подошел метрдотель, поинтересовался, довольны ли столь почетные для него посетители сделанным заказом. Миньяс, не сдерживая раздражения, попросил оставить их в покое.

Со свойственной ему грубой откровенностью, которая зачастую сбивала с толку и настораживала его собеседников, финансист недвусмысленно заявил:

— Вы попали в самую точку: ребенок необходим нам, чтобы удержать его мать; для вас ведь не секрет, что состояние вашей жены достанется ее сыну и что до его совершеннолетия деньгами будете распоряжаться вы — как отец.

От удивления Поль Дро даже вздрогнул; Миньяс четко и категорично сформулировал то, в чем профессор боялся себе признаться.

Силясь справиться с охватившим его беспокойством, Дро накинулся на закуски.

— Видите ли, дорогой Дро, — продолжил Миньяс, — медлить в таком деле нельзя… Как вы сами только что сказали, ребенка надо вернуть любой ценой. Юбер в руках шантажистов, значит, найти его будет несложно — можете мне поверить, они не замедлят объявиться. Эти мерзавцы — или мерзавец, если шантажист один, — требуют за ребенка сто тысяч… Что там ни говори, а самое простое решение всегда самое лучшее. Вы ведь убедились, что полиция против них бессильна, придется договориться полюбовно, то есть заплатить.

— Согласен, — иронически улыбнулся Поль Дро, — но для этого нужны деньги… Есть ли у вас сто тысяч франков?

Миньяс загадочно улыбнулся.

— Даже если бы они у меня были, я употребил бы их на что-нибудь другое; не мне же платить шантажисту, чтобы он вернул вам мальчишку. Да и нет у меня таких денег. Но я знаю, как их достать.

— В самом деле? — недоверчиво взглянул на него Поль Дро. — Каким же образом? Я ведь не имею доступа к деньгам, поступающим в лечебницу.

— Знаю, — ответил Миньяс, — вы и ие должны разбазаривать эти деньги, обделывая собственные свои делишки. Поверьте, выход только один: попросите сто тысяч франков у вашей жены.

Поль Дро так и привскочил на стуле. Он покраснел от волнения, руки его задрожали.

— Вы с ума сошли, Миньяс, — упрекнул он своего компаньона. — Вы же знаете, я и сам сразу об этом подумал; несмотря на теперешние наши отношения, несмотря на то, что жена решила расстаться со мной, подала на развод и относится ко мне, как к врагу, я попытался переговорить с ней, как вы мне советуете… Вам известно, чем закончилась моя попытка… Амели была неумолима… Она наотрез отказала мне, я как сейчас слышу последние ее слова: «Поль, — кричала она, — вы не получите ни су, пока я жива!»