Шрифт:
Мы все молчим, полные сосредоточенного и затаенного сознания важности момента.
Капитан дает знак музыкантам. Рывком, фортиссимо, бесстыдно фальшиво тарахтит туш и обрывается.
Мы в полном молчании ждем эффекта этого никак не мыслимого адмиралом сюрприза. Ждем долго и терпеливо. (И. М. Москвин проснулся от шума, в щелочку из-за занавески рассмотрел, в чем дело, и мгновенно принял игру. — X. X.)
Наконец, дверь на террасу медленно открывается и спокойными, ровными, неторопливыми шагами идет к лестнице адмирал.
Пестрый восточный халат, на голове чалма, в которую вставлено круглое ручное зеркало, пенсне.
У края лестницы адмирал остановился. Спокойно и серьезно обводит глазами стоящую внизу команду.
Напряженная пауза.
Капитан читает церемониал, им составленный…»
Все строго официально… Бранд-вахта у адмиральской террасы на шканцах. Морской парад. Вельбот-двойка с бронепалубной канонерки 1-го ранга двойного расширения «Дуб-Ослябя» под собственным г-на адмирала бред-вымпелом принимает г-на адмирала на борт. Морские парусно-такелажно-рангоутные маневры команды «Дуб-Ослябя» в колдобине Бесплодие. Поздравления от флотского экипажа и местного высшего и низшего общества.
«…Оркестр бешено, победно и нагло рванул марш, хор матросов с энтузиазмом поет приветствие:
Марш Княжей горы в честь адмирала Москвина
Сегодня для парада Надета винцерада, И нужно, чтоб орала Во славу адмирала Вся Княжая гора: Ура! Ура! Ура! Сегодня, в день Ивана, Нет «поздно» и нет «рано», И нужно, чтоб орала Во славу адмирала Вся Княжая гора: Ура! Ура! Ура! Сегодня все мы дети. Надев матроски эти, Хотим, чтоб орала Во славу адмирала Вся Княжая гора: Ура! Ура! Ура!Адмирал не шелохнулся. Опять напряженная пауза.
Глаза матросов, капитана и его помощников начинают слезиться от потуг сдержать смех.
Спокойным голосом, без повышения, серьезно, без искорки шутки, нисколько не зараженный взрывами пробивающегося смеха команды, по-москвински — адмирал произносит:
— Спасибо, братцы!
Медленно поворачивается, идет к двери, снова возвращается, выдерживает паузу:
— Еще раз спасибо.
И величаво-спокойно уходит…
Я не умею рассказать, что было с командой…»
День именин «адмирала» удался на славу. За обедом сын И. М. Москвина, Владимир, прочел написанный Е. Вахтанговым тост:
Славься, добрый адмирал! Чин ты свой не замарал На пути тернистом, торном. Славен будь на море Черном! Ты могуч, твой страшен взор, Ты краса сих Княжих гор. Не садись в мотор с Садовским… Адмиральствуй над Азовским! Краше роз и олеандров, Ловок ты, как Александров. Адмиральствуй между делом! Славен будь на море Белом! и т. д. …………… Славен будь над Скагерраком! …………… Славен будь в Па-де-Кале! О, прославься до Ламанша… …………… Славься ты до Чатырдага! Ждем поднятия мы флага. С громом пушек, ружей, мин, — Адмирал Иван Москвин.Три лета подряд прожил Евгений Богратионович в Каневе у Сулержицкого.
Где бы эти два человека друг с другом ни встречались — в деревне, на улице города, в комнате среди знакомых, — они вносили в общество веселую артистическую игру. Это было соревнование в импровизации. Они всюду запоминали множество характерных черточек, слов, жестов, интонаций и изображали поведение самых различных людей — спорщиков, пьяных, уличных певцов и торговцев, детей, стариков, женщин. Обычно начинал Сулержицкий, Вахтангов подхватывал, и экспромтом разыгрывались неповторимые «дуэты», диалоги, маленькие рассказы о людях.
У Сулержицкого была неутомимая жажда к непосредственному знакомству с жизнью, ненасытный, жадный интерес ко всему, что он видел, и редкий в те годы талант — жить всегда увлеченно, весело, деятельно и заражать этим легко других. Никто другой в жизни Евгения Богратионовича не отрывал его так решительно от «созерцательного», инертного состояния и от «литературного» восприятия действительности. Сулержицкий постоянно толкал ученика к увлеченному «деланию» жизни во всех ее проявлениях и жестоко вытравлял в Вахтангове временами посещавшую его меланхолию.
От своих «командиров» в Каневе Вахтангов получил в 1913 году художественно исполненный диплом:
«Дана сия аттестация матросу Е. Б. Вахтангову в том, что он заслужил звание гребца 1-го ранга, а также может на фока-шкоте. Сей матрос усерден и храбер есть, но зело сон любит во вред начальству.
Капитан Л. Сулержицкий.
Помощник кап. Н. Александров.
Адмирал И. Москвин».
Наверху в спасательном кругу нарисован спящий загорелый Вахтангов, его будит пинком увесистый капитанский сапог. По кругу надпись: «Дуб-Ослябя» — «А ну, подскочи!»