Эндрю поморщился:

— Судмедэксперт установил, что 48 часов. Но он…

По его жесту Харри понял, что доктор любит выпить.

— К тому же ты не доверяешь круглым цифрам?

— Тело нашли в пятницу утром, поэтому можно предположить, что смерть наступила в ночь на среду.

— Свидетели есть?

— Как видишь, машины можно ставить там, внизу. Ночью это место не освещено и людей здесь практически не бывает. До сих пор свидетелей не объявилось, и не думаю, что они вообще появятся.

— И что же нам делать?

— Мы сделаем, как мне сказал шеф: пойдем в ресторан и будем тратить государственные деньги. Как-никак, ты сейчас самый высокий представитель норвежской полиции в радиусе двух тысяч километров. По меньшей мере.

Эндрю и Харри сели за столик, покрытый белой скатертью. Рыбный ресторан «Дойлз» находился на берегу Уотсонс-Бэй, от моря его отделяла лишь узкая полоска пляжа.

— Ну, как тебе? — поинтересовался Эндрю.

— Как в глянцевом журнале.

Перед ними на пляже мальчик и девочка возводили песчаный замок. За ними расстилалось лазурное море, вдали высились величественные зеленые горы и небоскребы Сиднея.

Харри заказал эскалопы и тасманийскую форель, Эндрю — австралийскую камбалу, о которой Харри никогда раньше не слышал, и бутылку шардоне, «конечно, не подходящего для подобного случая, зато белого по цвету, приятного по вкусу и приемлемого по цене». Он очень удивился, когда Харри заявил, что не пьет.

— Ты что, квакер? — спросил он.

— Ну что ты! — отверг его предположение Харри.

Ресторан «Дойлз», пример старого семейного бизнеса, по словам Эндрю, считался одним из лучших в Сиднее. Сейчас посетителей в ресторане было много, чем Харри попытался объяснить то, что их долго не обслуживают.

— Здешние официанты похожи на планету Плутон, — нервно заметил Эндрю. — Двигаются по периферии, появляются раз в двадцать лет и абсолютно не заметны невооруженным глазом.

Харри не смог выдавить из себя ни капли желчи в ответ и просто откинулся на спинку стула.

— По крайней мере, здесь вкусно кормят, — признал он. — Ты поэтому так вырядился?

— И да, и нет. Как видишь, посетители здесь не при параде. Но я зарекся приходить в подобные места в футболке и джинсах. Костюм — хоть какая-то компенсация.

— В смысле?

Эндрю посмотрел на напарника.

— У аборигенов не такой уж высокий статус, как ты и сам заметил. Уже первые прибывшие сюда англичане писали, что местное население падко на спиртное, — сказал он.

Харри с интересом слушал.

— Считалось, что это у нас в крови. «Они только и могут, что дуть в длинные деревянные трубки, которые называют диджериду, производя адский шум», — писал один из них. Здесь хвалятся, что в Австралии удалось интегрировать несколько культур и создать благоустроенное общество. Но для кого оно благоустроенное? Вся беда или вся прелесть — с какой стороны посмотреть — в том, что местное население уже в расчет не принимают.

Аборигены практически не участвуют в общественной жизни Австралии, кроме разве что политических вопросов, непосредственно затрагивающих интересы коренного населения и его культуры. Австралийцы охотно украшают свои дома произведениями туземного искусства. А самих туземцев чаще всего можно встретить в списках неимущих, самоубийц и заключенных. В Австралии у чернокожего в 26 раз больше шансов оказаться в тюрьме, чем у белого. Подумай над этим, Харри Хоули.

Эндрю допил вино, а Харри стал думать над этим. И над тем, что за свои тридцать два года он ни разу не ел рыбы вкуснее.

— Нет, расизма здесь не больше, чем в других странах. Австралия — поликультурная страна, здесь живут люди со всех концов света. Просто, чтобы пойти в ресторан, мне приходится надевать костюм.

Харри кивнул. Что тут скажешь?

— Я слышал, Ингер Холтер работала в баре?

— Да, конечно. Бар «Олбери» на Оксфорд-стрит в Паддингтоне. Я думаю, вечером можно будет туда наведаться.

— А почему не сейчас? — Харри начинала бесить вся эта неспешность.

— Потому что сначала надо поздороваться с хозяином.

Внезапно на звездном небе показался Плутон.

Глиб-Пойнт-роуд оказалась уютной и не слишком деловой улицей, сплошь застроенной скромными ресторанчиками, в основном с национальной кухней.

— Когда-то здесь был богемный район Сиднея, — рассказывал Эндрю. — В семидесятых я жил совсем неподалеку. И до сих пор здесь можно найти вегетарианские рестораны для людей, свихнувшихся на охране природы и альтернативном образе жизни, а также книжные магазины для лесбиянок и много всего прочего. А вот старые добрые хиппи и «кислотники» перевелись. Чем популярнее делалась Глиб, тем дороже здесь становилось жить, и теперь я со своей зарплатой полицейского уже не могу себе этого позволить.