Он привык после работы садиться на стул перед картиной и разговаривать с Богуславом фон Ротенвальдом. Беседа протекала в одностороннем порядке, так как Богуслав не отвечал на вопросы Хруски. Но плотник был в восторге от этого и с все большей страстью объяснял своему немому собеседнику, как, по его мнению, нужно преобразовать мир.

Так он сидел перед картиной и в тот дождливый октябрьский день, когда баронесса с маленьким свертком в руке покидала виллу.

Нормы выдачи топлива населению были опять сокращены. Наступающей зимой вряд ли появится возможность отапливать больше одной комнаты. Ирена Бухэбнер почти с отвращением думала, что будет заперта с Ренатой в четырех стенах. За бешеные деньги она купила печку, которую можно было топить дровами, и установила ее в библиотеке. Она намеревалась жить здесь и без помех заниматься всем, чем хотела. В саду валялось полно веток и хвороста. Вегерер должен был все собрать, Бергер, Камилла и Рената — разобрать дрова и сложить их в поленицу. На Лангталер рассчитывать не приходилось, она была больна, пребывала в полной апатии и что-то вечно бубнила про себя.

Вегерер смастерил для Ренаты две большие ходули, она попробовала ходить на них по заброшенной теннисной площадке, где они складывали дрова. Сначала она с трудом держалась на ходулях, скользила и падала, но вскоре уже довольно долго ходила на них, визжа от радости и смеясь.

— Камилла, ты не хочешь тоже попробовать? Это нетрудно.

— Нет, спасибо, я не хочу.

— Камилла, ну пожалуйста, ведь у тебя же есть время сегодня.

— Нет, у меня нет времени. Как только я закончу здесь работать, я сразу пойду домой.

Рената продолжала свои упражнения с ходулями. Камилла не хотела играть с ней, хотя девочка до сих пор этого не поняла. Даже если им задавали много уроков, время все равно оставалось, и Камилла могла бы, как раньше, проводить его с Ренатой. Но ребенку, несмотря на все усилия, не удавалось уговорить Камиллу.

— Там, за забором, тоже много всяких веток, — сказала Рената, стоя на ходулях и заглядывая в соседний сад, который раньше принадлежал барону. — Они там никому не нужны сейчас.

— Дом все еще не занят, — сказала фрау Бергер. — Интересно, кто там поселится.

— Какой-нибудь начальник, — ответил Вегерер. — Но дом нужно сначала отремонтировать.

— Начальники все могут, — сказала Бергер.

Рената уже научилась проходить на ходулях половину теннисной площадки. Она очень гордилась этим и нуждалась во внимании окружающих.

— Посмотрите на меня! — крикнула она.

— Да, да, Рената, — сказал Вегерер, быстро взглянув на нее. Фрау Бергер и Камилла продолжали работать дальше.

— Никогда бы не подумала, что все зайдет так далеко, — произнесла фрау Бергер. — Все-таки, я думаю, барон замешан не только в тех делах, о которых все говорят. Камилла, почему ты не надела какие-нибудь старые варежки, ты занозишь руку.

Камилла покачала головой и продолжала укладывать дрова. Она едва удержалась, чтобы не нагрубить. Но все же она сказала о том, во что хотела и должна была верить:

— Барон и его семья еще вернутся в свой дом.

Ренате тем временем удалось сделать на ходулях два шага назад. Но на нее все еще никто не смотрел. Медленно, с большой осторожностью она поковыляла к Камилле. Сейчас она уже не поскальзывалась, а ловко балансировала ходулями. Она смотрела вниз, на свою подругу. Такого еще не было. Рената была высоко вверху, а Камилла сидела на корточках внизу, около мокрых, темных дров. Камилла подняла голову к Ренате.

— Моя мама говорит, что барон уже не вернется. Барон сам виноват в том, что случилось. Еще она сказала, что такие дела надо делать с умом. Иначе потеряешь свой дом. Вот у нас дом не отнимут.

Вегерер и Бергер прервали работу и взглянули друг на друга. От их дыхания вверх поднимались облака пара. Все длилось лишь мгновение. Потом они снова взялись за дело. Но Камилла вдруг бросила свои дрова и медленно ушла с теннисной площадки. По ее спине было видно, что ей холодно.

— Камилла, куда ты? — крикнула Рената. — Останься. Камилла, ведь мы еще не все сделали.

Она все еще стояла на ходулях, но, быстро сделав два шага вперед, поскользнулась и упала.

— Не ходи за ней, — сказала фрау Бергер.

Иногда Камилла навещала баронессу. Та жила со своими четырьмя детьми в двух маленьких комнатах у родственников и, как уверяла, хорошо устроилась. Она была рада иметь крышу над головой. Теперь баронесса опять писала подробные письма Винценту, никогда не упоминая в них о причинах ареста отца. Она писала, что не очень расстроилась из-за того, что ей пришлось оставить виллу. Больше всего ее беспокоил большой срок, который дали барону, ведь он уже далеко не молод.

«Почему я ничего не могу сделать!» — отвечал ей Винцент в отчаянии. С тех пор как Камилла уверила его, что не верит в вину барона, Винцента охватил порыв бессильного гнева. «Почему я воюю на войне, которой не хотел? Почему я не могу бороться за своего отца, которого люблю?»

— Он должен думать только о том, чтобы с ним самим ничего не случилось. Даже если это почти невозможно. Я просила его об этом. Попроси и ты его, Камилла, — сказала баронесса.

— Я получила от него открытку. У него сменился номер полевой почты. Я пришла сказать вам об этом.