Стихотворения
вернуться

Науменко Виталий Владиславович
Шрифт:

ТАНГО

Из цикла «Начало зимы»

Когда ненастье, склока его и пря начнут сменяться кружевом декабря, иная сука скажет: «Какая скука!» — но это счастье, в сущности говоря. Не стало гнили. Всюду звучит: «В ружье!» Сугробы скрыли лужи, рено, пежо. Снега повисли, словно Господни мысли, От снежной пыли стало почти свежо. Когда династья скукожится к ноябрю и самовластье под крики «Кирдык царю!» начнет валиться хлебалом в сухие листья, то это счастье, я тебе говорю! Я помню это. Гибельный, но азарт полчасти света съел на моих глазах. Прошла минута, я понял, что это смута, — но было круто, надо тебе сказать. Наутро — здрасте! — все превратят в содом и сладострастье, владеющее скотом, затопит пойму, но, Господи, я-то помню: сначала счастье, а прочее все потом! Когда запястье забудет, что значит пульс, закрою пасть я и накрепко отосплюсь, смущать, о чадо, этим меня не надо — все это счастье, даже и счастье плюс! Потом, дорогая всадница, как всегда, настанет полная задница и беда, а все же черни пугать нас другим бы чем бы: им это черная пятница, нам — среда.

«Без этого могу и без того…»

Без этого могу и без того. Вползаю в круг неслышащих, незрячих. Забыл слова, поскольку большинство Не значит. Раздерган звук, перезабыт язык, Распутица и пересортица. Мир стал полупрозрачен, он сквозит, Он портится. К зиме он смотрится Как вырубленный, хилый березняк, Ползущий вдоль по всполью. Я вижу — все не так, но что не так — Не вспомню. Чем жил — поумножали на нули, Не внемля ни мольбе, ни мимикрии. Ненужным объявили. Извели. Прикрыли. И вот, смотря — уже и не смотря — На все, что столько раз предсказано, Еще я усмехнусь обрывком рта, Порадуюсь остатком разума, Когда и вас, и ваши имена, И ваши сплющенные рыла Накроет тьма, которая меня Давно уже накрыла.

«Я не стою и этих щедрот…»

Я не стою и этих щедрот — Долгой ночи, короткого лета. Потому что не так и не тот, И с младенчества чувствую это. Что начну — обращается вспять. Что скажу — понимают превратно. Недосмотром иль милостью звать То, что я еще жив, — непонятно. Но и весь этот царственный свод — Свод небес, перекрытий и правил, — Откровенно не так и не тот. Я бы многое здесь переставил. Я едва ли почел бы за честь — Даже если б встречали радушней — Принимать эту местность как есть И еще оставаться в ладу с ней. Вот о чем твоя вечная дрожь, Хилый стебель, возросший на камне: Как бесчувственен мир — и хорош! Как чувствителен я — но куда мне До оснеженных этих ветвей И до влажности их новогодней? Чем прекраснее вид, тем мертвей, Чем живучее — тем непригодней. О, как пышно ликует разлад, Несовпад, мой единственный идол! От несчастной любви голосят, От счастливой — но кто ее видел? И в единственный месяц в году, Щедро залитый, скупо прогретый, Все, что вечно со всем не в ладу, Зацветает от горечи этой. Вся округа цветет, голося — Зелена, земляна, воробьина. Лишь об этом — черемуха вся, И каштан, и сирень, и рябина. Чуть пойдет ворковать голубок, Чуть апрельская нега пригреет, — О, как пышно цветет нелюбовь, О, как реет, и млеет, и блеет. Нелюбовь — упоительный труд, И потомство оценит заслугу Нашей общей негодности тут И ненужности нашей друг другу.

«Не рвусь заканчивать то, что начато…»

Не рвусь заканчивать то, что начато. Живу, поденствуя и пасясь. Сижу, читаю Терри Пратчетта Или раскладываю пасьянс. Муза дремлет, а чуть разбудишь ее — Мямлит вяло, без куражу, Потому что близкое будущее Отменит все, что я скажу. Я бы, может, и рад остаться там, — В прочном прошлом, еще живом, — Но о семье писать в шестнадцатом? А о войне — в сороковом? Сюжет и прочая рутина, Какую терпели до поры, Всем сразу сделалась противна — Как перед цунами мыть полы. И лишь иногда, родные вы мои, Кой-как нащупывая ритм, Я думаю, что если б вымыли… Как эта мысль меня томит! Такая льстивая, заманчивая, Такая мерзостно-моя — Что зарифмовывая и заканчивая, Я кое-как свожу края. Едет почва, трещит коновязь, Сам смущаюсь и бешусь. Пойти немедля сделать что-нибудь. Хоть эту чушь.

Полетаева Татьяна. Ты такую не знал

ФЕОДОСИЯ

1
За солнцем, за волной солёной Спешу от башни вдоль стены. И как гирляндою зелёной Травой увиты валуны. Сбирают мидий шалуны — Смешные дети. От церкви каменной и древней — Там, где святой источник бил И грек-иконописец пил Глоток холодный в час полдневный, Где лик Господен проступил, Спустя столетья, Меж синих гор, у двух морей, В краю неведомом и новом — Как рощу треплет ветр сурово — Так проповедовал Андрей Благую весть, Живое слово И тем и этим. У старой башни Генуэзской, Куда сползают ручейки, Вливаясь в воды синей Леты, Любили здесь бродить поэты, Художник и философ дерзкий — Все Господа ученики.
2
Ветер к вечеру подует И волной пригонит мне Раковину золотую, Пролежавшую на дне Тридцать с лишним лет во сне. В юности я здесь бродила, Слушала прибой морской, Пальцем слово выводила Тонкой робкою рукой И мечтала о такой… Ноги, знать, не зря мочила — Я ее и получила Да куриного божка, Каменного сапожка, Через тридцать с лишним лет, Через тридцать с лишним бед.
3
Если на мир смотришь снизу, Будто ты божья коровка, Все получает внезапно Выпуклость и объём: Море в кольцо завернулось И над тобою повисло, Горы камней громоздятся Выше седых облаков. Голову лишь приподнимешь — Воротится все на место: Ты на камнях. Синька неба Над головою, и плещет Море у самых ног.
4
И под колокольные звоны У Иверской у иконы, Где каменный слева Креститель И каменный справа Никола, А наверху Спаситель — Кланялась им до пола. И крестик вернуть просила (Я долго его носила — Его унесла волна)… И женщина, что торгует Иконками и свечами, Меня утешит она: «Забудь о своей печали — Господь берёт и дарует, И не твоя вина. Ты прежний крест относила, Получишь теперь другой». Перекрестит рукой И даст молитву c собой: Господь! Я иду в дорогу, Пошли ты мне на подмогу Трех Ангелов — слуг твоих. Пусть первый — путь охраняет. Второй — в пути ободряет. А третий — в делах помогает и поправляет их.

2008

ЖИЗНЬ ДЕРЕВЕНСКАЯ

Эту траву я примяла с утра И полила этот тонкий росточек. Этот листок мне попался вчера, Несколько старых, зачеркнутых строчек. В доме все окна распахнуты в сад, Там я когда-то с тобою ходила. С вишни, которую я разбудила, Запахов сладких пролился каскад. Утром босая иду на крыльцо И умываюсь холодной водою, В черном ведре отразится лицо, В меру уставшее, немолодое. В каждом мгновении дней бытия Мы отпечатаны малою точкой. Ты возразил бы, что это не я. И подтвердил это собственной строчкой. Но это я, ты такую не знал, По вечерам не встречал на дороге, Не обнимал, не любил и не ждал — Смуглые скулы и крепкие ноги. Эту дорогу топчу много лет, В этой земле ковыряюсь до пота, Здесь, посмотри, я оставила след: Радость, и боль, и блаженство полета. Если лететь до самого дна (В смысле лететь ничто не мешает), Зеркала темная сторона То забирает, что отражает Зеркала светлая сторона. Это же я, притащилась пешком С хлебом в авоське и молоком. Солнце, в глазах отражаясь, играет, В зеркале тёмном твоём замирает… Только всё это уже о другом.