И это называется «повезло».

Я проснулся с на удивление ясной головой, но не стал доискиваться причины, а просто вышел на улицу и поспел как раз к десяти, к открытию лавки. Накормил Раффлса, сменил ему воду в миске, вынес на улицу столик с книгами по три штуки на доллар — и занял место за прилавком с Уиллом Дьюрантом в руках. Мир, по его мнению, всегда был довольно омерзительным местом. Как ни странно, но эта мысль почему-то утешила меня.

Утро выдалось прохладное, и я притворил дверь, а потому слышал звон колокольчика всякий раз, как она открывалась. Обслужил пару ранних пташек, каких-то юнцов, пробил два чека по нескольку долларов каждый и стал просматривать книги, которые принес мне Маугли.

Это довольно странный тип, выглядит так, словно его и вправду воспитали волки, — изможденный, с ввалившимися глазами, копной спутанных волос на голове и общипанной бороденкой. «Спид» и «кислота» прожгли изрядные дырки в его мозгу, он забросил свою докторскую по английскому в Колумбийском университете и вел теперь кочевой образ жизни, переезжая из одного заброшенного дома в другой, как диктовали обстоятельства.

Еще в бытность свою студентом он начал собирать библиотеку, но затем, опускаясь все ниже по социальной лестнице, постепенно распродавал книги. Ко времени, когда он отыскал тропу в «Барнегат Букс», хорошего у него осталось мало, но мне все же удалось приобрести несколько книг, в том числе полное собрание сочинений Киплинга в прекрасном состоянии. Потом он куда-то исчез, почти что на год, — как я догадывался, начал смолить крэк и утратил всякую связь с окружающим миром, а затем вдруг снова объявился в прежнем своем обличье — вылитый бродяга. Правда, теперь он ограничил свои химические изыскания вполне невинной травкой с примесью натурального мескалина и поддерживал бренное свое существование, покупая книги на уличных развалах, в лавках вторсырья и на блошиных рынках и затем перепродавая разным людям, в том числе и мне.

Я отобрал несколько штук, а остальные не стал. Там был, среди прочего, неплохой нуар 50-х годов Дэвида Гудиса и Питера Рейба, но вряд ли мои покупатели станут платить коллекционные цены за такого рода издания.

— Вообще-то, — заметил он, — меня навел на них Джон из «Сообщников». И я подумал, что тебе подойдет. Ну смотри, разве не чудные обложки?

Я признал, что обложки действительно замечательные.

А выбрал биографию Томаса Вульфа, Синклера Льюиса пера Марка Шорера, а также еще парочку книг, а потом мы стали торговаться как бешеные, пока не сошлись на приемлемой для обоих цене. В конце я задал ему вопрос, который обычно задаю всем своим регулярным поставщикам:

— А они случайно не краденые, а, Маугли?

— Какие же еще! «Всякая собственность есть продукт кражи». Ты знаешь, кто это сказал, Берн?

— Прудон.

— Молодец. Именно что Прудон. Вообще-то Иоанн Златоуст высказался примерно в том же духе. Что, не ожидал от него, а?

Мы немного порассуждали на эту тему, а затем он заметил:

— Ну что тебе сказать, Берни? Лично я ни одной из них не воровал, если только купить Дэвида Гудиса в магазине Армии спасения за пару баксов, когда знаешь, что можешь свободно загнать его за полтинник, не считается воровством. Ну скажи, воровство это или нет?

— Если да, — ответил я, — то всех нас ждут нешуточные неприятности.

Затем колокольчик зазвонил снова, на сей раз явились два свидетеля Иеговы, которым приспичило со мной поговорить. Мы очень мило побеседовали, причем в этой беседе ни разу не фигурировал ни Прудон, ни Иоанн Златоуст. Правда, мне пришлось самому оборвать разговор, иначе бы они все говорили и говорили, но тем не менее ушли свидетели вполне довольными и счастливыми, а я снова взялся за Уилла Дьюранта. Через несколько минут снова звякнул колокольчик, и на этот раз я не поднял глаз от книги, пока не услышал знакомый голос.

— Так, так, так… — произнес лучший в мире полицейский, какого можно только купить за деньги. — Бернард, сынок миссис Роденбарр, собственной персоной! Всякий раз, когда я его вижу, торчит, уткнувшись носом в книжку. Что более или менее объясняет, зачем молодому парню просиживать задницу в книжной лавке.

— Привет, Рэй.

— «Привет, Рэй»… Тебе следовало бы вложить в это больше энтузиазма, Берни. Иначе я вовсе не уверен, что ты рад меня видеть.

— Привет, Рэй!

— Вот так-то уже лучше… — подавшись вперед, он оперся локтями о прилавок. — Но ты всегда почему-то нервничаешь, когда я заглядываю к тебе в гости. Словно подвоха какого ждешь. Отчего это, а, Берни?

— Сам не пойму, Рэй.

— Я хочу сказать, ну какой тебе смысл нервничать? Респектабельный джентльмен, сроду не нарушал закона. Да ты должен прямо от счастья трепетать, когда твой закадычный друг полицейский заглядывает к тебе на работу.

— Закадычный… — пробормотал я.