— А расскажите-ка, гости дорогие, как дело было, — по-простому попросил Феодосий.

— А ты, старче, не помнишь? — греки заподозрили неладное.

— Что-то на память стал слаб.

— Ну…

— Погодите, надо и старца Антония позвать.

— А он тоже памятью ослабел? — совсем растерялись греки.

— Так ему лет больше, чем мне, — объяснил Феодосий, подозвал Стефана и велел: — Собери братию у пещеры Антония.

Вскоре ко входу в пещеры пришла едва не вся сотня печерских монахов. Игумен под локоть вывел Антония — тот едва влачил уже ноги, — усадил его на древесных корнях, выступавших на склоне холма. Греки тотчас признали старца, объявили:

— Скоро помрет. Так сказала царица. А откуда ей про то известно, мы не знаем.

— Какая царица? — спросил Феодосий.

— Благочестивая Мария, супруга василевса ромеев императора Михаила Дуки, — надменно ответил один из греков, презирая русов за то, что не знают византийской царицы. — Однажды каждый из нас четверых получил приказание явиться поутру в великую Влахернскую церковь, где будет ждать нас царица. Мы исполнили это повеление и, придя, увидели ее на царском месте, в окружении дворцовой стражи. По обеим сторонам трона стояли вы оба. — Грек показал пальцем на Феодосия и Антония — будто изобличал. — Сказала нам царица, что хочет построить на Руси, в Киеве, церковь и для этого посылает нас, самых опытных и прославленных мастеров. Да, самых искусных и знаменитых, — повторил он с явным удовольствием. — Что такое Русь и как она дика в своем полуязыческом варварстве, мы все знали, но не посмели ослушаться. Лишь спросили, к кому мы должны прийти здесь. Царица указала на вас и повелела нам взять золота на три года вперед. Еще дала икону Богородицы, в чье имя освящать церковь, и части святых мощей, чтобы положить их в основание. Поклонившись, мы взяли все это, вернулись по домам и стали готовиться к отплытию. Через месяц отправились в путь и спустя десять дней бросили якоря у Киева. Что скажете нам на это, обеспамятевшие старцы? — говоривший сложил руки на груди и пронзил Феодосия укоряющим взором.

— Чада! — обратился к грекам Антоний на их языке. — Мы никогда прежде не бывали в Царьграде и не видели вас.

Толмач бесстрастно перевел его слова на русскую молвь. Греки возмущенно заговорили все разом.

— Из ваших рук мы золото взяли!

— И на корабль вас проводили.

— Свидетелей тому есть немало!

Антоний подозвал молодого чернеца, поднялся с его помощью.

— А какова должна быть величина церкви, об этом вы спрашивали царицу?

— Спрашивали. В ответ было сказано: мера находится у вас — некий пояс, отданный вам прежде.

Антоний подошел к грекам и показал на завернутую в белое полотно икону, которую прижимал к себе локтем один из них.

— Дайте-ка посмотреть.

Икону распеленали. Антоний, опершись на чернеца, опустился перед ней на колени.

— Не эта ли Царица говорила с вами? — спросил он строителей.

Греки, опешив, уставились на образ. Монахи тоже потянулись к иконе, тесно сгрудились.

— Как же мы так обознались? — бледнея, пролепетали греки и один за другим попадали на колени. Тот, что держал образ, силился заглянуть на него сверху.

Толмач перевел их восклицание еще более жалким голосом.

— Вот теперь поверю, что они самые искусные в греках мастера, — громко возгласил доместик Стефан.

— С этого дня буду просить Господа, чтобы указал нам место для церкви, — объявил Антоний, облобызав икону. Чернец поднял его с земли. — А вам, — сказал старец строителям, — велика награда будет, когда поставите церковь и сами же упокоитесь в ней.

У одного из мастеров бледность стала мертвецкой.

— А нам только про вашу смерть было сказано, старче.

— Все там будем, — перекрестился чернец Григорий, стоявший у него за спиной.

Антоний отправился в пещеру и три дня после этого не показывался. Греков игумен Феодосий хотел разместить на богадельном дворе, но они воспротивились. Сказали, что, пока место не определено, им тут делать нечего, и укатили со всей поклажей в Киев. Напоследок с сомнением спросили про Антония:

— Как он будет изыскивать место для Божьего храма, сидючи под землей?

— А ему оттуда виднее, чем нам отсюда, — ответил Феодосий.

На третий день к ночи от Антония пришла весть: поутру на заре всей братии нужно пойти на холм и посмотреть, где будет сухо, а где росисто. Ничего не уразумев из этого наказа, чернецы вышли из келий до рассвета и разбрелись по леску. Тут кое-кто опять вздремнул, улегшись в траве, прочие же исправно ждали зари и перекликались. Едва зарозовел восход, монахи стали искать росу. К удивлению их, трава всюду была сухой, будто в знойный полдень. Только с верхушки холма донеслись призывные крики. Та самая поляна с терновником, где отдыхало серебряное облако, оказалась сплошь усеяна крупными бусинами росы, сверкавшими как россыпь адамантов. Собирая изумительные капли ладонями, чернецы пили росу и умывались. Монастырская молодь плескала друг в дружку и по-щенячьи каталась во влажной траве.

Игумен Феодосий встал с краю поляны лицом к восходу. Сквозь проплешины в лесной поросли виднелась речная ширь. Днепр казался неподвижным, будто притаившимся. Ни искринки, ни рябинки, ни всплеска на глади — одна голая силища, не пересилить которую ни человеку, ни зверю, ни самой земле. Монастыря совсем не было видно, но уже недолго ему осталось укрываться под холмом. Скоро он взойдет сюда и с этой высоты будет взирать на столетия, плывущие по реке из начала в конец времен.

…Чудеса в решете не утаишь. О том, что сама Пречистая прислала в Феодосьев монастырь церковных строителей, а чернецы что ни день зрят новое диво, узнали в Киеве и даже в Чернигове. Князь Всеволод с ближними боярами спешно сел в лодью и закинул причальные канаты прямо против обители. Из стольного града пожаловал Святослав, прихватив с собой юрьевского епископа Михаила, случившегося под рукой, — этот год Русь жила без митрополита. Из Переяславля рекой привезли на ложе князя Мономаха — во время ловов его подрал вепрь, распорол бок и бедро.