— Собаку достаточно выгуливать два раза в день. До вечера твой Люсик вполне дотерпит, ничего.

Я вздыхаю и кладу морду на лапы. Конечно, я люблю маму, но тут мои симпатии на стороне Марго.

Кто же откажется лишний раз побегать на улице, понюхать, погавкать, ну и поделать разные полезные собачьи дела?

Вечером мама иногда ругает Марго за то, что она засиделась с уроками и теперь из-за этого будет нехорошо. Целых две плохие вещи.

Во-первых, Марго поздно пойдет со мной гулять — а маленьким девочкам вечером на улице быть опасно. Ха, опасно, я такой большой, кто же подойдет к нам просто так? Не все ведь знают, что я довольно миролюбив и не сразу кидаюсь кусаться.

А во-вторых, Марго поздно ляжет спать, а это вредно.

Про «вредно для здоровья» мама говорит часто. Она медсестра и все знает про здоровье людей.

— Марго, не сутулься, — говорит она, когда Марго сидит над уроками. — А то придется купить тебе резиновый корректор осанки. Ты горбишься, как гоблин какой-то.

Марго вздрагивает и выпрямляется. Но через три минуты ее спина опять крючком.

— Ну что ты скрючилась? — сердито вопрошает мама. — Может, у тебя зрение плохое? Так недавно проверяли, единица. Распрямись!

И Марго опять ненадолго распрямляется.

— Мам, — говорит она, — у меня задача не получается… Помоги?

Мама у нас самая умная. Только она помогает Марго с уроками, папа в это дело никогда не встревает.

Папа вообще мало разговаривает. Он никогда не гуляет со мной — я мамин пес. Еще он совсем не знает, что делать с Марго. Снимет очки и смотрит на нее немного растерянно и немного испуганно. Папа у нас мастер на заводе. Мастер — это что-то очень хорошее, люди таким словом хвалят друг друга, говорят: «Ну, ты настоящий мастер».

Но обычно мама присаживается за уроки ненадолго. Она смотрит в учебник, в тетрадки, а потом брови ее сдвигаются к переносице:

— Я не понимаю, зачем ты ходишь в школу. Чему тебя там учат? Или ты совсем идиотка? Вы решали точно такие же задачи сегодня на уроке. Ничего я не буду тебе подсказывать, сиди и сама думай.

Марго сидит час, и два, и три, а в одиннадцать мама ругается, что пора спать.

Зато Марго умеет вышивать красивые картины. Они висят на стенах, и мама с удовольствием хвалится ими перед гостями.

Когда приходят гости, мама наряжает Марго в цветастое платье и заплетает ей косы. И говорит:

— Вот, видите, какую красоту делает у нас Марго, это у них кружок в детдоме.

— Надо же, надо же, — удивляются гости.

Обычно Марго при гостях очень тихая и ходит за мамой хвостиком. Принести вилки? — Сейчас. Убрать чашки? — Сейчас.

А сегодня при гостях вот что было: Марго попросила себе новые карандаши.

Я знаю, ей хочется большой набор карандашей, двадцать четыре цвета.

— Понимаешь, Люсик, — говорит она мне, — тогда я нарисую тебя как живого. А у меня только шесть карандашей, что ими нарисуешь-то?

Вчера она пробовала попросить карандаши у мамы.

— Мам, нам в школу надо. У нас там кружок рисования, я хочу ходить. А туда надо гуашь двенадцать цветов, еще пастель какую-то и карандаши двадцать четыре цвета, и бумагу акварельную большую…

Мама поднимает брови.

Вообще у мамы брови — главная часть лица, я смотрю на них и сразу понимаю, в каком она настроении. Вот когда она их поднимает — дело плохо.

— И на какие шиши я куплю тебе все это, скажи мне?

— Не знаю, — шепчет Марго.

— А я знаю. В твоем детдоме канцтовары за полгода мы уже выбрали. Ты знаешь, сколько стоит все, что ты перечислила? Пастэ-э-эль! Акваре-е-ель! Вот иди к своей директорше и требуй у нее, а у меня нечего просить. Все равно денег нет!

Марго очень огорчается.

И решается сегодня еще на одну попытку.

За столом она говорит громко:

— А у нас не только вышивальный кружок. У нас еще изостудия теперь есть. Туда надо карандаши двадцать четыре цвета, только мама никак не может найти, где они продаются. Вот и нету у меня карандашей. У всех есть…

Мамино лицо идет красными пятнами.

— Что ж ты, мама, — подтрунивает кто-то из гостей.

— Куплю, куплю, — скороговоркой бросает мама и смотрит на Марго так, как смотрит на меня, когда я написаю в коридоре на пол.

А ночью, когда Марго уже спит, они разговаривают с папой.

Никто ведь не принимает в расчет собаку, а я все слышу.

— Ну купи ты ей эти несчастные карандаши, — говорит папа.

— Да, карандаши купи, одежду купи, пастель эту, велосипед, то-се-другое-третье… Мы так не договаривались. Твоя зарплата — копейки, моя — слезы. Почему я должна содержать чужого ребенка? Государство обязано — пусть оно и содержит.