– А я ведь и раньше этих мужиков знал. Что же война с людьми делает, - и как будто устыдившись своих слов резко продолжил.
– Александр Николаевич. Вы сейчас без меня продолжайте. Следуйте в радиолабораторию, там ещё много вопросов. А в 21-00, ко мне с докладом!

Интерлюдия. Ближнее Подмосковье, небольшой частный пансионат, 15 июля 2011г.

– Как он?- Андрей Петрович, держа в руках бокал с тоником расслаблено сидел в низком кожаном кресле.

– Пока без изменений, товарищ генерал, - молодой врач, в хорошем костюме сидел в соседнем кресле.
– Гарантий никаких не дам, но шансы хорошие.

– Когда он придёт в сознание? Когда с ним можно будет пообщаться?

– Не знаю. Это может произойти сегодня, может через неделю, а может...
– доктор развёл руками, слегка плеснув своим тоником на мягкий ковёр.
– Мы можем только надеяться на лучшее, Андрей Петрович.

– Надеяться, надеяться... Что вы за люди такие, врачи. Никакой определённости, кроме как в морге, - генерал невесело усмехнулся.
– Сергей. Нужно, чтобы он пришёл в себя как можно быстрее! Очень нужно!

– Я понимаю, но ничего не могу поделать, товарищ генерал, - врач опять развёл руками.
– Пока только результаты обследования и анализы.

– М-да. Результаты, - генерал покосился на маленький столик с лежащей на нём толстой папкой.
– Хоть это...

Глава 7.

Вернувшись с совещания я не раздеваясь завалился на постель. Наконец-то появилась возможность спокойно подумать обо всё произошедшем сегодня. Сначала по оружию. Теперь у наших достаточно образцов, что бы разобраться и наладить производство 'калашей'. Как сказал Меркулов - автоматических карабинов. Пусть будут карабинами, что тут поделаешь. Михаил Тимофеевич ещё что нибудь придумает! Пистолеты и МПшки тоже лишними не будут. А вот по компам и остальному... Пусть специалисты разбираются. Не зря с завтрашнего дня какие-то математики и физики подключаются. Им и карты в руки, совместно с технарями-радиомастерами. Интересно, через какое время первые образцы сделают? Новыми рациями они быстро начали страну обеспечивать. Ну это ладно. А вот как с компом повреждённым быть. Внешне-то только корпус да блок питания повреждён. А на самом деле как? И как проверить? Может как-то к монитору ноута прицепить? Блин! Ну нахрена я в своё время не в технари, а в' економисты' подался! Всё равно ведь то. Чем занимался к экономике имело самое отдалённое отношение. Скорее логистикой занимался, да всякой хренью. А тут реальные знания нужны! Кстати... На совещании дали список найденного... а почему мне ни одной флешки сегодня не показали?!

Вскочив с кровати я направился к 'отцу-командиру'. Комната Мартынова находилась немного дальше по коридору и он тоже ещё не лёг. Когда я зшёл, Александр Николаевич стоял у окна, в задумчивости выпуская кольца дыма.

– С чем пришёл, Андрей?
– блин, даже не повернулся. Абидна, однака.

– Вопрос появился, Александр Николаевич.

– Только один?
– Мартынов усмехаясь повернулся ко мне.

– Нет. Не один, - я тоже улыбнулся.
– Первое - почему сегодня не двали флешки? Второе - записывали-ли у кого какую вещ взяли? Меня больше всего интересуют вещи человека в наручниках. И третье. Могу я пообщаться с Макисмовым в неформальной обстановке?

– Это под водочку?
– сразу уточнил командир.
– Можешь. Хоть сейчас. Он тоже изъявлял такое желание. Магазин в одном здании со столовой, как войдёшь - направо. Максимов во-втором доме слева по улице. Крыльцо у него жёлтой краской окрашено. А флэшки...решили, что с этим будем завтра заниматься. И да. Записывали, что и у кого. Больше нет вопросов?

– Нет, - я пожал плечами.

– А у меня есть.
– Мартынов прикурил новую папиросу.
– Что скажешь по итогам первых допросов?

Я задумался. Смершевец, бывший на совещанииуверенно сказал, что легко будет только с тем, который перепугал фельдшера. Остальных придётся ломать, причём ломать жёстко. Как он сказал? '...этот кутёнок, а остальные волчары ещё те!...' Да и от этого кутёнка инфы уже немало было.

– Да вроде всё хорошо идёт. 'Профессора' жалко. Но, думаю, разберёмся и без него. Теперь-то легче станет.

– Эх, Андрей! Вспомни. Тебя же спрашивали о возможной реакции правителей той России!

Тут до меня дошло. Судя по всему, существуют огромные шансы на то, что кто-то из ребят Судоплатова оказался 'на той стороне', живым. Значит он в руках спецслужб. Возможно вместе с установкой. Если та уничтожена, то им гораздо легче чем нам восстановить её. И тогда...

– ....!.......!.........!
– я просто не смог удержаться.

– Вот именно, грустно усмехнулся Мартынов.
– Вот именно... Ладно Андрей, иди, расслабься, пообщайся с 'земляком'...

– Слушай, тёзка, - я разлил ещё по-пятьдесят и подал стакан Максимову.
– Может тебе неприятно, тогда извини, но объясни мне - почему...

– Почему я поменял свои взгляды?
– перебил меня Максимов. мы чёкнулись, выпили, я захрустел вкуснейшей квашеной капустой, а он заговорил.

– Понимаешь, зёма... Когда я попал сюда, мне подумалось, ВОТ ОНО! Вот ШАНС! Новое молодое тело, знания. Союз и так победит, а оказаться в 'застенках НКВД', - он хмыкнул.
– Думал уйду за-границу, доберусь до штатов и заживу для себя. Просто для себя. Да и толком-то всё продумать не успел. Тебе ТАМ сколько было? Сорок? Мне пятьдесят... Попал сюда, гормоны прут, хочется прыгать, скакать и страх, как ни странно. Страх всё это потерять. Вот и... А потом меня взяли. Сам не знаю, что со мной произошло, когда я увидел самого настоящего Берию. Это даже шоком не назовёшь! Это было что-то другое, даже не знаю как назвать то своё состояние. Уже сейчас я понимаю, что только тогда до меня окончательно дошло, что всё происходящее со мной наяву. Может у меня тогда даже крыша поехала, немного... Да и тело мне досталось с повреждением головного мозга, часто от головной боли выть хочется, но это так, лирика. А тогда... Начались допросы, 'беседы' с врачами и специалистами. И знаешь, что меня постоянно задевало? Взгляды этих людей на меня. Не было злости или ненависти, не было равнодушия. Жалость и презрение, только жалость и презрение... Нет, меня презирали не как врага или конченного подонка, а как...Ну, как мы смотрели на здорового мужика просящего милостыню, или на жиголо. Вот именно такое презрение и было в глазах людей. А однажды... Однажды проснулся ночью и думаю. А что бы сказал мой отец, узнай он обо мне? Его брат, дядя Паша. Он в семидесятом умер. В Войну он танкистом был, восемь раз горел. А батя - пехота. В сорок четвёртом призвали. Знамя, звезда и За Отвагу. И так мне паршиво и погано стало! Жить не хотелось! А утром попросил о встрече с руководством и стал работать. И знаешь, что мне особенно нравится теперь? А?

– Что?
– мне было действительно интересно, без дураков!

– Даже не то, что я нужен, не то что совесть теперь чиста. А то, что благодаря мне погибнет хотябы на сотню наших меньше, хоть на минуту раньше Война закончится - уже хорошо! Да и все эти бредни диссидентско-демократические, - Максимов махнул рукой и стал сам разливать по стаканам.

– Нет, до черта несправедливости происходит, но по сравнению с 'нашей рашей'. Эх-х! Давай лучше выпьем Андрюха! За Победу!

Как всегда оказалось, что водки у нас мало. Было две, две и кончились. Пошли в магазин, а там... Там приказ, продать нам не больше одной. Что делать? Взяли одну, вернулись, выпили, попели песни и спать...