Москва и здесь избрала тактичный образ действий, полагая, что с течением времени и эта оппозиция рассеется. Неожиданную услугу Москве оказало польское правительство: прослышав о занятой Богуном позиции, польский король прислал к нему гонца с предложением провозгласить себя козацким гетманом. Но тут-то и сказалось, как глубока была во всех слоях украинского общества ненависть к панам. Богун не соблазнился обещанными ему поместьями и чинами. Увидев, что его межеумочная позиция позволяет панам спекулировать его именем, обманывая народные массы и возбуждая их на бунт против Хмельницкого и против Москвы, он не стал долее колебаться. В тот момент, когда вопрос «за» или «против» Москвы стал перед Богуном во всей остроте, он твердо принял то решение, которое принял ранее Хмельницкий со своими помощниками.

Прежде всего Богун отослал Хмельницкому письмо поляков с их предложениями. Затем он предложил заманить польскую армию и уничтожить ее. Он начал приводить в исполнение этот план, но с помощью лазутчиков поляки разгадали его и не пошли в уготованную им Богуном ловушку.

Хмельницкий известил о поступке Богуна московского царя, который велел передать винницкому полковнику похвалу за постоянство и твердость и поручил Хмельницкому привести его к присяге. Присягнул ли Богун государю — неизвестно.

Так или иначе, противники соединения с Москвой с ходом событий утеряли под собой почву.

В обращении с послами Польши, Крыма, даже Турции Богдан частенько бывал развязен и дерзок, но в сношениях с Москвой он, за редкими исключениями, соблюдал сдержанность и почтительность. Московское правительство, в свою очередь, неоднократно отмечало свое особое благоволение к нему. Прежде всего это сказалось на тех «пожалованиях», которые были ему сделаны.

Хмельницкий не был бессребренником. Ревностно заботясь о нуждах своего государства, он в то же время не забывал и собственных интересов. В частности, после соединения с Москвой он, не довольствуясь пожалованным ему «на гетманскую булаву» Чигиринским староством, выпросил себе в вечное владение город Гадяч, а кроме того, различные земли вблизи хутора Субботова.

Немало получил и генеральный писарь Выговский. Нужно вообще сказать, что Выговский был самым лукавым человеком в окружении гетмана. Служивший когда-то полякам [202] , Выговский затем стал сотрудником Хмельницкого, но не прекращал двойной игры. По отношению к Москве Выговский всегда держал себя крайне предупредительно, простирая свои услуги до прямого шпионажа: он передавал московским послам различные документы, показывал им переписку Богдана с иностранными государствами и т. д. В донесении царю от 19 апреля 1657 года московские послы подробно излагают свою беседу с отцом Ивана Выговского; в этой беседе почтенный старец всячески компрометирует Хмельницкого и уверяет, что только его сын, генеральный писарь Иван Евстафьевич Выговский, удерживает гетмана от разрыва с Москвой [203] . Хмельницкий очень доверял Выговскому и даже породнился с ним: выдал свою дочь за брата Ивана Евстафьевича, Данилу Выговского. Это обстоятельство еще более повысило «фонды» генерального писаря. Московские послы то и дело одаривали его. Так, посол Унковский в 1650 году сообщает, что передал Выговскому, как и другим старш'uнам, соболей в подарок, причем часть их была вручена на общих основаниях при гетмане, а вторая тайно: «До приезду гетманова писарю Ивану Выговскому дана пара, чтоб государю служил». И еще: «Дано две пары писарю Выговскому для того, что его к государю службы было много».

Ездивший с поручением царя к гетману стрелецкий голова Абрам Лопухин тайно передал Выговскому 40 соболей и т. д.

За то генеральный писарь войска запорожского снабжал московское правительство очень ценной информацией. В мае 1651 года он отправил с греком Мануйловым донесение царю; это донесение писали под его диктовку старец Павел и митрополит коринфский [204] .

В феврале 1654 года, тотчас после соединения, Выговский снабдил прибывшего из Москвы стольника Полтева копиями важных документов, относящихся к переговорам гетмана с польским правительством [205] .

Вот этот-то «лукавый царедворец» и сумел получить вслед за гетманом крупные земельные участки.

Не пожелали отстать, в меру своих заслуг и способностей, и другие члены старш'uны. Отводившие договорные статьи Богданов и Тетеря выпросили себе поместья — и даже не села, а целые местечки. Богданов получил местечко Имглеев, Тетеря — местечко Смелую; Иван Золотаренко, командовавший одним из вспомогательных козацких отрядов, затребованных царем, выпросил «место Батурин со всеми волостями, до того места належачими», а вслед за тем местечко Борзно с приселками. Киевский полковник Жданович «бил челом» о местечках Обоховке, Германовке и Любече — в Киевском повете. Стародубский полковник Оникиенко получил местечко Сосницу и т. д.

Каковы были последствия этой раздачи земель, включая даже целые города, в частное владение? Последствия были очень велики: по существу, происходило зарождение новой шляхты. «В стране, только что ценою напряженных усилий и целых потоков крови освободившейся от старых владельцев имений и «подданных», появились лица, приобретавшие новые права на те же имения и тех же подданных», отмечает один историк.

Козацкая верхушка не только захватывала земельные угодья, — она старалась приобрести права на труд жителей, обеспечить возможность эксплоатировать их, — словом, пыталась стать в положение, более или менее аналогичное тому, в каком находилась польская шляхта. Показательно в этом смысле ходатайство Богданова и Тетери. Они писали: «И чтоб сами были волны в своих подданных, как хотя ими урожати и обладати, мы и дети, и наследники наши… И чтоб до них никого, кроме нас и наследником наших, никакова дела не имел вечными времены».

Чем не крепостническая программа?

Новые помещики быстро вошли в роль и научились грабить народ. Один из них, например, применял такой способ: он давал в долг крестьянину небольшую сумму денег под залог его земельного участка. Накануне дня, когда истекал срок платежа, крестьянина арестовывали на одну-две недели, старш'uна предъявлял в суд расписку, оформлял свое право на участок должника, а затем освобождал несчастного, который уже нигде не мог найти управы.

Не только частные лица претендовали на достояние крестьянина и на продукты его труда. К тому же стремились и монастыри, издавна обладавшие на Украине обширными хозяйствами.