Долгое время она просто молчала, но наконец тихо произнесла: «А что со Ксеной?»

Но Дайен знала ответ. Ксена разделила участь Плутона, и Дайен уже оплакивала эту маленькую планету, которую мы успели так хорошо узнать.

После я встречал многих людей, которых огорчило низведение Плутона. И я прекрасно понимал – Плутон был частью их мысленного мира, чем-то, что однажды помогло привести в порядок их разрозненные мысли о Солнечной системе, о своем месте в ней. Плутон был для всех границей бытия. Вырванный из этого мира, Плутон оставил после себя необъяснимую пустоту.

В то утро Дайен испытала то же самое, но только по отношению к Ксене, а не к Плутону. Для нее Ксена была больше чем просто десятая планета. Она полтора года слушала мои бесконечные разговоры и знала о Ксене все, что только можно было знать о десятой планете. Дайен знала об ее крохотном спутнике, об ее неправдоподобно сверкающей поверхности и даже о ее атмосфере, превратившейся в тонкий слой льда. Мы с Дайен говорили и говорили о волнующей находке, о том, как назвать десятую планету, о том, сколько таких, как она, блуждает в космосе. Ксена стала такой же частью нашего с Дайен мысленного мира, каким был Плутон для кого-нибудь другого. И она навсегда будет связана в наших душах с нашей дочерью Лайлой, которой было всего три недели, когда мир узнал о Ксене. Постоянное недосыпание, смятение, бесконечные вопросы о том, как изменится наша с Дайен жизнь после рождения дочери, — все эти воспоминания о первых месяцах жизни с малышкой Лайлой были неразрывно связаны с воспоминанием о том, что стало страстью к десятой планете, нашей одержимостью: стремление узнать больше, поиск других планет, бесконечные вопросы о том, как изменится наша с Дайен жизнь после этой вселенской находки…

И вот сейчас, практически сразу после дня рождения Лайлы, Ксена пропала.

Я говорил Дайен, что астрономы поступили правильно.

Разумеется, Ксена не пропала. Сейчас она считается самой большой карликовой планетой, которой она по праву и должна быть.

Вероятно, Ксена не войдет в школьную программу Лайлы, но однажды мы расскажем ей, что, когда ей было всего три недели от роду, мир впервые услышал о десятой планете. Мы даже достанем маленькую коробку с газетными вырезками о Ксене и расскажем нашей дочери о том роковом времени, когда она и десятая планета вошли в нашу с Дайен плоть как-то, без чего мы не можем представить себе нашу Вселенную.

Однажды декабрьской ночью 1999 года мы с другом сидели на восточной вершине горы в Сан-Диего внутри тринадцатиэтажного здания. Всего несколько ламп освещали просторное помещение. Однако, посмотрев вверх, в полумраке можно было различить нижнюю половину огромного телескопа Хейла Паломарской обсерватории. Почти пятьдесят лет телескоп Хейла считался самым большим телескопом в мире. Но, сидя там, где сидели мы, с тусклым желтым освещением, которое поглощала темнота наверху, невозможно было догадаться, где вы на самом деле находитесь. На секунду могло показаться, что вы глубоко-глубоко внутри древней плотины Гувера, а вокруг непонятные кабели, электрические провода и трубы, направляющие воду. Стальные конструкции казались опорами, уходящими глубоко под землю, они напоминали элементы системы управления безупречно чистого метро, которому уже сотня лет. Но вдруг все здание начинает громыхать, и над головой появляется крохотная, узкая полоска звездного неба, телескоп медленно поворачивается – бесшумно, но в то же время очень быстро, — и вот на его счету еще один далекий и кажущийся недостижимым объект Вселенной. Только туг вы начинаете различать нечеткие очертания креплений, тянущихся вплоть до вершины купола. И вы осознаете, что являетесь не более чем точкой у подножия огромной махины, цель которой – собрать весь свет астрономического объекта в космосе и сфокусировать его прямо над вашей головой.

Обычно, когда я работаю с телескопом, то сижу в теплой, хорошо освещенной аппаратной комнате, вглядываясь в компьютер, на экране которого мерцают показания приборов. Часами я разглядываю только что сделанные снимки звездного неба, изучаю показания датчиков и прогнозы погоды для Южной Калифорнии. Иногда мне нравится стоять под куполом, у самого подножия телескопа в холодной темноте, вглядываться в ночное небо сквозь эту крохотную щелку и видеть своими собственными глазами то, что «видит» эта огромная машина. Однако в ту декабрьскую ночь, когда я сидел в темноте купола с моим другом, неба совсем не было видно. Купол был закрыт, а телескоп выключен – и все из-за холодного, мокрого тумана, окутавшего гору.

В такие моменты, когда драгоценное ночное время проносится мимо, я становился угрюмым. По правде говоря, астроному удается воспользоваться таким огромным телескопом всего несколько ночей за год. Если ночь выдалась облачной, дождливой или валит снег – пиши пропало, ты упустил свою ночь и теперь придется ждать следующего года. Когда секундная стрелка медленно отбивает в ночи секунды, а купол мертвенно тих, тяжело не думать о потерянном времени и не поддаться печали, навеянной несвершившимися открытиями. Моя подруга Сабина пыталась поднять мне настроение, расспрашивая о жизни и работе, но это не помогало. Я вдруг начал рассказывать ей о том, как умер мой отец прошлой весной, и о том, насколько мне тяжело сконцентрироваться на работе. Она спросила, а было ли хоть что-нибудь, что вдохновляло меня и приводило в трепет?

Я замолчал. Я мгновенно забыл о холодном тумане, о закрытом куполе и даже о тикающих часах: «Я думаю, там есть еще одна планета, за Плутоном».

Еще одна планета? Такое заявление могло вызвать только усмешку у большинства астрономов последних дней уходящего двадцатого века. Да, большую часть прошлого века астрономы старательно искали мифическую «планету X» за Плутоном, но к 1990 году они окончательно убедились, что исследования были напрасны, поскольку планеты X просто не существует. Астрономы были уверены, что провели полную инвентаризацию Солнечной системы со всеми ее планетами, спутниками, астероидами и кометами, вращающимися вокруг Солнца. Ну, может, какой-нибудь еще маленький астероид вдруг обнаружится или прорвавшаяся сквозь глубины космоса комета, но ничего более серьезного. Серьезные рассуждения серьезных астрономов о планете за Плутоном были подобны серьезным рассуждениям серьезных геологов о месте исчезнувшей Атлантиды. Ну что это за астроном, который, сидя у основания самого большого телескопа в мире, заявляет: «Я думаю, там есть еще одна планета, за Плутоном»?

Почти десять лет назад, поздним летом 1992 года, в уже довольно зрелом возрасте я проходил обучение в аспирантуре в Беркли (то самое место, где меня учили думать, что планеты X не существует и что мы знаем все о том, что находится в пределах Солнечной системы). В то время я мало думал о планете X: я вот-вот должен был защитить докторскую диссертацию о Юпитере и его спутнике Ио, обладающем высокой вулканической активностью. А когда ты стоишь на пол-пути к получению докторской степени, твой разум работает лишь в одном направлении, поэтому я старался особо не забивать себе голову чем-то, кроме Ио и вулканов на его поверхности, извергающих проводящее вещество, которое под воздействием мощнейшего магнитного поля Юпитера излучает радиоволны. Я был так занят этой работой, что изо дня в день ел один и тот же завтрак в одном и том же буфете неподалеку от студенческого городка Калифорнийского университета в Беркли, обедал в одной и той же закусочной «Буррито», находящейся всего в квартале оттуда, а когда темнело, гнал свой велосипед вниз по улице, по направлению к заливу Сан-Франциско. В то время моим домом была пристань и крохотная парусная лодка. На следующий день все повторялось снова. Я знал, что чем меньше я тратил времени на мысли о еде и ночлеге, тем больше у меня было времени на Ио, его горы, Юпитер и на то, как они все вместе сосуществуют.