Крис выступала на следующий день. Она грамотно разложила на части весь свой рассказ, суть которого мы обсудили как раз прошлой ночью, и собрала их вместе так, что в итоге получилась целая история о самом драматическом событии, которое произошло за всю историю Солнечной системы. У всех захватило дух.

У нас ушло несколько лет, начиная с того момента, как мы обнаружили Хаумеа, чтобы узнать все мелкие детали и подробности. Даже и сейчас мы все еще продолжаем изучать ее и узнаем все больше и больше нового. В первые дни после открытия Хаумеа была просто Сантой, и все, что я знал, так это то, что есть большой и очень яркий объект где-то на краю Солнечной системы, который ждал все это время, чтобы его начали изучать как раз в самом начале нового года.

В те дни в моей голове крутились другие мысли, помимо Санты. Я старался как можно быстрее закончить изучение старых фотографий в поисках новых объектов и собирался сделать это еще до конца года. За это время я не только истощил себя – я впал в отчаяние. Признаю, что я стал меньше думать о задворках Солнечной системы, но больше об эмбриональном развитии и раннем воспитании малыша. Время, которое я мог бы потратить на изучение ночного неба, я тратил на чтение книг, рассказывающих о том, как ребенок появляется на свет, когда начинает улыбаться. Я оставался одержимым, но поменял предмет моей одержимости.

5 января я пробыл на работе всего несколько часов, но не удержался и решил пойти прогуляться. Я чувствовал, что должен пройтись и перекусить. У меня на самом деле было о чем подумать. В тот день ланч был как ланч. Я как обычно подошел к очень оживленному перекрестку, который находился вниз по дороге, недалеко от моей работы. Как и всегда, я заказал тот же самый сэндвич в закусочной и стал смотреть на ту же самую чашку кофе из соседнего кафе. От кофе поднимался пар. Мне нравятся вещи, которые со временем остаются неизменными. Солнце ярко светило, и все столики на улице были заполнены людьми: многие хотели посидеть здесь, пока на несколько дней прекратились сильные ливни, которые бушевали в Южной Калифорнии той зимой. С того места, где я сидел, я мог хорошо видеть заснеженные вершины гор Сан-Габриель, которые находились в нескольких километрах к северу. Для меня нет ничего более успокаивающего и умиротворяющего, чем эта чашка кофе именно в этом месте земного шара, в это исключительное время года, когда зимние ураганы пришли из-за Тихого океана, очистили небо и покрыли снегом вершины гор; когда солнце светит в голубом небе низко над землей даже в самый полдень, спустя несколько дней после зимнего солнцестояния; когда солнце блестит на соседних столиках, а на вершинах далеких гор медленно тает снег.

Я чрезвычайно люблю постоянство и предсказуемость этого места именно тогда, когда я уверен, что все вокруг должно измениться. Точно так же я сидел там и смотрел на те же самые горы за час до того, как мы с Дайен поженились. Тогда я думал о будущем, прошлом, внезапно вспомнив, что оставил свой галстук-бабочку дома. Именно здесь я и Дайен однажды просидели полрабочего дня, и я осознал, что работе она предпочла меня, помню, что тогда я чувствовал себя ужасно глупо. Позже на этом самом месте я сидел с Антонином Бутле, когда он убедил меня не прекращать поиски. И хотя в тот день я еще не знал этого, через шесть месяцев я остановлюсь в этом самом месте (не время сидеть!), как на последней остановке, чтобы везти Дайен в госпиталь, где она родит нашу Петунию, думая только о предстоящем чуде и о том, как долго продлится следующая ночь.

В этот ясный январский день я наблюдал за людьми, по горло сытыми дождем, которые радовались медленно плывущему солнцу, за снегом, быстро таявшим на вершинах гор. Этот день я буду помнить так же хорошо, как и остальные памятные дни в этом месте. Посидев, выпив кофе и в последний раз взглянув на горы, я вернулся на свое рабочее место, сел за стол и очень осторожно написал короткое письмо, за которым, как я знал, последует череда событий, которые в конце концов изменят наш взгляд на Солнечную систему В конечном итоге новости разлетятся по всей планете, но именно сейчас я собирался отправить это письмо всего лишь двум людям: Чеду, который находился от меня в четырех тысячах километров к западу на Большом острове, на Гавайах, и Дэвиду, который находился в четырех тысячах километров к востоку, в Йельском университете. Они станут третьим и четвертым человеком в истории, которые узнают то, что всего несколько часов знаю я (разумеется, вторым человеком была Дайен). Все это время я думал о том, как смотрел на горы за ланчем: в Солнечной системе было уже не девять планет.

Когда в то утро я вышел из дома и отправился на работу, Солнечная система оставалась еще нетронутой. Несомненно, открытие Санты было очень волнующим, но, как показывало прошлое, все то, что мы обнаруживали, оказывалось меньше, чем Плутон. Я был практически уверен в том, что и Санта был таким же. Казалось, что Солнечная система всегда будет состоять из девяти планет. Я так думал до тех пор, пока не сел за стол тем утром и не нашел десятую. Вот она, плывет себе по небу, перемещается с одной блинкующей фотографии на другую на экране моего компьютера. Через две недели после того, как я обнаружил Санту, карликовую планету, я нашел ее, настоящую.

Редко в нашей жизни выпадает шанс написать такое письмо, что я отправил Чеду и Дэвиду. Находясь в кафе, я прокручивал в голове и размышлял, как именно сообщу эту новость. Я начал издалека:

Потом продолжил в стаккатном стиле:

Этого было достаточно, чтобы Чед и Дэвид поняли, что, начиная с этого дня, Солнечная система стала другой. Для большинства людей мои слова показались бы бессмыслицей (по крайней мере я на это надеялся на тот случай, если кто-то шпионит за мной… признаюсь, я стал параноиком, однако, как оказалось, я не зря шифровался), в то время как Чед и Дэвид тотчас же поймут значение каждой из этих строк.

Совсем недавно, около двух недель назад, мы обнаружили Санту, я был практически уверен, что они решат, что я имею в виду именно его. О чем еще я мог написать? Никто не ожидал, что я обнаружу новый объект так быстро.