Все же я считал их наивными. Я помню то время, когда сам думал точно, как они. Разве это не лучший выход: думать только о науке и не заботиться о ее влиянии на культуру? Разве это не правильно: всегда говорить о том, что более разумно?

Через неделю после того, как я вернулся домой из Италии, зазвонил телефон, и – как гром среди ясного неба – незнакомый мне член комиссии Международного астрономического союза (третьей или пятой комиссии по планетам, я уже затрудняюсь вспомнить) сообщил, что Ксена должна была приобрести статус планеты.

Этот человек не раскрыл мне детали того, какое решение было принято по поводу определения слова "планета", однако предупредил, чтобы я подготовился к шквалу вопросов со стороны общественности, которые, безусловно, последуют за этой новостью. Поскольку я на тот момент был единственным ныне живущим первооткрывателем планеты, он посчитал, что будет лучше, если я останусь незаметным.

Незаметным? Я задумался на секунду и усмехнулся самому себе. Моя годовалая дочь уже научилась подшучивать надо мной на языке жестов, который сама же и придумала.

Этот человек не хотел сообщать мне деталей, но, сам того не ведая, уже сделал это. Слова "единственный ныне живущий первооткрыватель планеты" могли означать только одно. Если в Международном астрономическом союзе собирались выбрать такое определение слова "планета", согласно которому в нашей Солнечной системе вдруг окажется две сотни планет, то в мире сразу же объявится еще десяток новых первооткрывателей. Если же первооткрыватель – ныне живущий – был всего лишь один, то это означало, что MAC остановился на том определении, к которому в конце концов пришел я. Ксена венчала список избранных.

Тогда я спросил позвонившего мне: "Как вы думаете, остальные астрономы согласятся с этим решением?"

Меня сразу же уверили в том, что так и будет: "Последние несколько дней я слишком много обсуждал эту тему. Я полагаю, что этот вопрос будет успешно разрешен во время голосования".

В ту ночь я вернулся домой и рассказал обо всем Дайен. Мы открыли бутылку шампанского и выпили за чудесное событие – за то, что я открыл новую планету. Планету. Я нашел планету!В конечном счете Ксену официально признали планетой, а я должен был стать единственным ныне живущим человеком на Земле, который обнаружил новую планету.

Именно в тот самый момент Лайла оторвалась от игр, вышла из-за угла, увидела мои костыли и тут же вытянула ручонки и стала покачивать указательными пальчиками.

Ну ладно-ладно, я слишком медленно передвигаюсь, и чтобы быть таким же проворным, как моя годовалая дочь, мне приходилось ползать на четвереньках. Но именно я стал первооткрывателем новой планеты. И никто не мог отобрать у меня это право.

Живя на самой окраине Лос-Анджелеса, где открывался чудесный вид на чудесное чистое южное небо, нам также было отлично видно стандартный коридор полетов прибывающих и отправляющихся самолетов Международного аэропорта Лос-Анджелеса. Те огоньки, путешествующие по дневному небу и сверкавшие ярче, чем звезды, с невероятной силой приковывали все внимание Лайлы. Теперь она очень часто использовала в своем языке жестов знак, обозначающий самолет (а именно: поднятая вверх рука, кисть руки параллельно земле). Сначала она использовала этот жест, чтобы обозначать крохотные движущиеся точки света в небе, потом она стала использовать его, когда видела изображения самолетов в книгах. Но однажды, в один очень волнующий день, когда Лайле исполнилось тринадцать месяцев, она использовала этот жест, чтобы показать настоящий самолет, в котором ей самой предстояло лететь. Все утро в тот день я провел, пытаясь подготовить Лайлу к важным изменениям в ее понимании самолетов.

"Смотри! В небе самолеты!" — сказал я, когда мы приближались к аэропорту Лос-Анджелеса.

"Гляди-ка! Самолеты ездят по земле!" — продолжал я в то время, как мы ехали по территории аэропорта.

"Смотри, Лайла! А вот по этому туннелю люди проходят, чтобы попасть в сам самолет", — объяснил я ей, когда мы проходили на посадку.

"Ну вот, гляди-ка, мы уже в самолете!" — сказал я, когда мы уже заняли свои посадочные места.

То, что, как я полагал, должно было стать для Лайлы довольно серьезным и трудным в познании окружающего мира, оказалось для нее очень простым. Конечно, папочка, я все понимаю, мы находимся внутри самолета, который летит высоко в небе. Что еще это может быть?

Мы отправились в наше первое семейное путешествие. Всей семьей мы собирались провести две недели на острове Оркас, который является самым крупным островом среди островов Сан-Хуан, находящихся к северу от Сиэтла. Дайен довелось пожить на этих островах, когда она училась в средней школе, а ее мать до сих пор живет там. Для нас с Дайен это был первый официальный отпуск, который мы провели вместе. (Спросите: "А как же Гавайи?" О, это была всего лишь рабочая поездка.) Теперь мы отдыхаем вместе и с нашей дочерью. Дайен очень любила так называемые библиотечные ярмарки, на которых продавались букинистические книги. Обычно они проводились в августе и именно в субботу утром на месте пока еще спящего фермерского рынка. Поскольку я не был настоящим островитянином, я никогда не мог до конца понять всей прелести этого дня. Для уроженцев острова библиотечная ярмарка была тем временем года, когда все они возвращались на свою родину, чем-то вроде дня возвращения. В этот день, а именно субботним утром, люди, которые когда-то жили здесь, вдруг появлялись на улицах, гуляли, внимательно изучали потрепанные книги и лакомились жареными устрицами.